— Прошу вас, мисс Грейнджер. — О-о-о… — А вы ожидали, что я живу на чердаке и сплю вниз головой? ((с)"Утка по-слизерински")
Вторая глава. Появление малыша Мэта. Он забавный и я его люблю.
Третья глава в работе, и я выложу ее чуть позже. Она сложнее в написании, нет той легкости порхания пальцев по клавиатуре, что в первых двух. Наверное, потому что теперь я веду сюжет, а не он меня. Я продумала его на несколько глав вперед и знаю, что хочу увидеть в конце, но вот проблем - не вильнет он у меня в сторону, не пойдет ли самостоятельно по своей, возможно кривой, дорожке? Право слово, мне не хотелось бы этого... Впрочем, все в руках Мерлина и моей капризы-Музы)))
Глава вновь не подвергалась насилию со стороны бета...
тык
Глава 2.
Они учили его. Всему, что знали сами. И он скользил по теням, завораживал и морочил, становился бесчувственным, отключая эмоции, как вампир – одна из его новых сущностей. Боролся с ними и побеждал, потому что сильнее, ведь оборотень – его второе новое «Я». Превращался в громадного черного волка, независимо от полнолуния – один из многочисленных плюсов, которые, по словам Дока, принес ему эксперимент. Он учился и сдерживался, чтобы не убить их до конца обучения, пил человеческую отвратительную кровь и мечтал вонзить клыки в шею Алишии. И все-таки сорвался на последнем этапе обучения.
- Это подарок, - говорит Алишиа, открывая дверь тренировочного зала и пропуская его вперед. – Я могу убить его для тебя, если желаешь… Но приятнее сделать это самому, не так ли, Джеа?
Он не отвечает, рассматривая свой «подарок». Страх и непонимание – волнами от съежившегося в углу ребенка. Такие знакомые, незабываемые эмоции. Такие страшные, если ты беззащитен. И упоительные для твоих мучителей.
- Охота – главное условие твоего существования, Джеа.
Ей нравится повторять его имя, напоминать ему о покорности.
- Это игра, - продолжает она, - всего лишь игра охотника и жертвы.
Охота? О да. Но сегодня роль жертвы принадлежит не ребенку - испуганному мальчишке лет семи, такому же, каким был он сам много лет назад.
Игра? Он поиграет, если они так хотят. Но играть он будет с ними и по своим правилам.
Он поворачивается и замечает подернутые дымкой зрачки Алишии, наслаждающейся страхом мальчика. Чувствует нетерпение и жажду Эндари. И свою холодную ярость, поднимающуюся изнутри, словно цунами, сметающую все на своем пути. Все вокруг окрашивается алым – ярость заполняет его, пульсирует, и все мысли лишь об одном: «Убить, убить, убить». Убить – это просто. Это легче легкого. Это вообще ничто, как щелчок пальцев. Они заслужили. И они умрут.
- Что же ты медлишь, Джеа? – насмешливо тянет Эндари. – Ты ведь не испытываешь страха перед едой?
Пожалуй, Эндари умрет первым.
Они виноваты в этом сами – слишком рано дали ему последнюю из причин. Рано, потому что он еще не до конца научился управлять своими новыми эмоциями – более сильными, почти оглушительными в сравнении с прежними, человеческими. Он старался, и с каждым днем у него получалось все лучше сдерживать ненависть или нескончаемый голод, но этого оказалось недостаточно. Они не учли одного – он ни за что не убьет человека после того, как понял, что может убить их. Мальчик - невинное создание, дрожащее от страха и неизвестности, и они – два нелюдя, убийцы. Он даже не думал о выборе. Они заслужили смерть, а мальчик – нет. Но прежде…
Он подходит к мальчику, слыша быстрое биение маленького сердечка. Садится на корточки, замечая, как ребенок дергается и вжимается в угол, и шепчет: «Не бойся, я не позволю им убить тебя». В глазах мальчика вспыхивает огонек надежды - крохотный, трепетный, быстро угасший, но и этого достаточно - контроль Джеа летит к чертям. Он погружает ребенка в сон и, улыбнувшись, поворачивается к учителям. Через мгновение они ответят за все.
Список причин к этому времени стал неимоверно большим. Он и так слишком долго мечтал о том, что однажды свернет шею проклятому Эндари, грезил о предсмертном стоне Алишии и вкусе ее жизненного сока. И ненавидел себя за то, что вынужденно притворялся покорным все это время. Отныне этого не будет, он не подчинится никому. Будет бороться до последнего вздоха, но ни за что не станет исполнять чужую волю.
Он делает шаг, и мир вокруг становится размытым пятном – не зря Алишиа говорила, что он очень быстрый. Эндари не успевает среагировать, и поэтому умирает первым. Он такой слабый. Его шея рвется, словно пергамент, под удлинившимися когтями Джеа. Тело Эндари с глухим стуком падает на пол, но Джеа уже нет около него.
Алишиа быстрее и опаснее, но не настолько, чтобы противостоять ему. Она мечется по залу, словно тень, выжидая удобного для нападения момента. И она боится его. Джеа чувствует это и наслаждается ее страхом. Это незабываемо.
Ее страх достигает предела, она делает ошибку, лишь на мгновение останавливаясь около спящего ребенка, но Джеа этого достаточно, и он появляется за ее спиной.
- Ты моя жертва, - шепчет он, обхватывая ее за шею – нежно, словно любимую.
Она дрожит в его руках – пойманная птица. Ее дрожь наслаждением отзывается в его теле. Это упоительно, непередаваемо. Он проводит языком по ее шее, делает глубокий вдох, втягивая ее насыщенный страхом аромат. О да, мечта, ставшая реальностью.
Он резко выдыхает, завороженный тем, как сильно она вздрагивает в его руках, и медленно погружает клыки в ее нежную шею. Вожделенная кровь касается губ, и он прикрывает глаза – это слишком вкусное, сладкое, терпкое, несравнимое ни с чем. Это вкус ее жизни, вкус его мести – самое лакомое блюдо.
Он выпивает ее всю, без остатка, наслаждаясь каждым глотком ее жизненного сока. Это непередаваемо. Кажется, что прежняя его сила – лишь блеклый отголосок того, что он ощущает сейчас. Как будто внутри его тела сокрыт ураган. Стоит сделать лишь маленькое усилие, и тот вырвется наружу, сметая все на своем пути.
Человеческая кровь – ничто по сравнению с кровью вампирши. Даже меньше, чем ничто. Ни сытости, ни удовольствия, лишь отвращение и тошнота, в то время как кровь Алишии – изысканный деликатес, питающий все его существо. Это прекрасно. Так же, как и то, что ни одна лампочка на его внутренней люстре не погасла, и это означает, что таких, как она, можно убивать. Они – не люди, и он не потеряет остатков своей человечности, лишая их жизни.
Джеа осторожно кладет на пол обескровленное тело Алишии – опустошенный им сосуд, кубок с напитком жизни - и поворачивается к Эндари.
Лицо полувампира серое, как пергамент, взгляд невидяще устремлен вверх. Джеа подходит к телу Эндари, наклоняется ближе, проводит ладонью по сонной артерии. Жаль, что она не пульсирует – это было бы намного интереснее. Он глубоко вдыхает аромат полувампира и вонзает клыки в мертвую жилу.
Эндари не слишком вкусный, но тоже вполне ничего. Как закуска к главному блюду. Джеа не допивает его, отшвыривает тело в угол и поворачивается к спящему ребенку.
Его месть почти свершилась, остался лишь Док. Но оборотень ушел еще до рассвета и не вернулся до сих пор. Но Джеа достаточно терпелив, чтобы дождаться возвращения доктора и выяснить все до конца, особенно про мессира, которому он был предназначен в подарок.
***
Мальчик спит на диване, иногда вздрагивая во сне. Джеа рассматривает ребенка и видит себя самого много лет назад. Такие же плечи – худые, почти костлявые, непослушные волосы, которые у него самого сейчас стали жесткими и прямыми, тонкая кожа, ссадины на локтях и коленях. Даже во сне лицо мальчика сосредоточенное, а руки сжаты в кулаки, как будто он не может расслабиться до конца. Наверное, жизнь этого ребенка была нелегкой, как и у него. И пахнет от него не домашним теплом – знакомый, казенный приютский аромат – хлорка, отбеливатель, невкусная еда.
Постепенно сон мальчика становится настоящим, глубоким, не навеянным вампирским внушением, и он больше не вздрагивает, а морщинка меж бровей почти незаметна.
Джеа отворачивается от спящего ребенка, думая о том, что ему бы не понравилось, если бы за ним спящим кто-то наблюдал. Он окидывает взглядом рабочий стол Алишии, надеясь, что там, в многочисленных ящичках, сможет найти ответы на свои вопросы, которых очень много.
***
Он смотрит на толстую папку с некоторым опасением. Оно непонятно и заставляет его поморщиться. Что будет, когда он узнает все о себе? Когда окунется в описание своего прошлого, тренировок, убийств? Он не винит себя в смерти тех многочисленных, которые погибли от его руки. Вместе с ними сгорали лампочки на его люстре, вместе с ними он убивал свою человечность – главное, что все-таки сохранилось в нем. Пусть по большей части он не человек, но те самые, маленькие, оставшиеся после всего, лампочки еще горят, и он сделает все, чтобы они не погасли. Пусть на мизерную часть, но он – человек, и не забудет об этом до конца жизни. Никаких сомнений. Он открывает папку и углубляется в чтение.
Его настоящее имя - Гарри Эванс. Он родился и рос в Англии. Сначала у родственников - Дурслей, которые отдали его в приют, когда ему было семь. А в девять его нашли Эндари и Алишиа и забрали в эту школу.
Он горько усмехается, понимая, что имя Гарри и все, связанное с ним, было забыто им очень давно. В этой школе нет имен, сначала – номера, для удобства, затем, для тех, кто прожил три года – клички. Он был «двадцать вторым» - черное клеймо на запястье, едва видимое после перерождения, затем стал «Джеа». И «Гарри Эванс» не значит для него ровным счетом ничего, оно просто неясный отголосок его прошлого. Такой же, как непонятный шрам на лбу, похожий на молнию, исчезнувший после эксперимента.
Миранда Уиллсон. Именно так звали ту белокурую девочку, убитую им. Кенни Уоллес – мужчина, которого он убил на «выпускном» - очень сильный и умелый противник. Ясон, который на самом деле – Рихард Вернес, парень, едва не убивший его самого черт знает сколько раз. И еще много, очень много имен, каждое из которых – погасшая лампочка.
Имена мелькают перед глазами, память услужливо подсовывает воспоминания, и Джеа отвлекается, когда слышит, что дыхание мальчика уже не глубокое, а едва уловимое - значит, тот проснулся и наблюдает за ним.
- Я знаю, что ты не спишь, - говорит он спокойно. Главное – не напугать ребенка. - Я не причиню тебе вреда.
Мальчик замирает, его сердечко похоже на пойманную в клетку птаху - оно трепещет сильно и быстро. Он молчит, и Джеа терпеливо ждет.
- Где я? – едва слышно выдыхает мальчик спустя некоторое время.
- В школе. Я сам не знаю, где она находится, - отвечает Джеа, листая страницы. Наверное, если не проявлять очевидного интереса, то ребенок быстрее пойдет на контакт. Подумав, он спрашивает: - Есть хочешь?
Мальчик медленно поднимает голову, пристально смотрит на сидящего за столом молодого мужчину, затем кивает.
- И, кстати, как тебя зовут? – спрашивает Джеа, поднимаясь.
- Мэт. Мэтью.
- Я - Джеа, - отвечает он и выходит из кабинета.
***
Мэт ест жадно, запихивая в рот большие куски и давясь ими, но Джеа не останавливает его и не делает замечаний, он вообще не смотрит на ребенка, читая свое «досье». Ни слова о мессире или проведенном над ним эксперименте, только факты из его биографии – родился, вырос, жил, убил, убил, убил…
- Почему у тебя ошейник? - спрашивает Мэт, расправившись с двумя порциями.
Джеа морщится, погладив пальцами узкий кожаный ремешок с черной металлической пряжкой, который был на нем со дня эксперимента, и отвечает:
- Чтобы помнить.
Помнить о том, что был чьей-то вещью, был предназначен в подарок, был покорным, как собачка на поводке. И о том, что этого больше не будет. Никакого подчинения.
- О чем? – спрашивает Мэт. В карих глазах мелькает интерес.
- Что никто больше не будет решать за меня, как мне жить.
- За тебя тоже решали, да? – Мэт смешно хмурит брови. Джеа кривит губы и кивает.
- Всю жизнь.
- И у меня тоже так, - шепчет Мэт после недолгих раздумий. – И поэтому все не так.
- Что именно? – спрашивает Джеа, закрывая папку – Мэт хочет поговорить, и это, наверное, важно. Во всяком случае, для него это было бы именно так.
- Ну, то, что я никому не нужен и живу в приюте. Если бы я сам решал, я бы уже давно убежал оттуда и нашел себе семью.
Он оказался прав. Приют. Страшное место для испуганных детей.
- У меня была семья… Не могу сказать, что они были хорошими, - Джеа хмурится, вспоминая женщину-лошадь и толстого мужчину. - Они отдали меня в приют.
- А что потом? – Мэт поджимает ноги, устраиваясь удобнее.
Наверное, он хочет услышать занимательную историю, но ведь ничего занимательного в жизни Джеа нет. И даже жизнью это можно назвать с натяжкой, это, скорее, существование, выживание, борьба.
- Я оказался тут.
- Ты сказал, что это школа, да?
- Да, это школа, - кивает Джеа. «Школа смерти» - едва ли Амир можно назвать по-другому.
- Чему тут учат?
- Всему понемногу. В основном, искусству боя. - «И искусству убивать», - добавляет он про себя.
- Ты боец? – В карих глазах Мэта куча эмоций – зависть, восхищение, недоверие, опасливость, а в голосе - сомнение.
- Можно сказать и так.
Убийца – в некотором смысле тоже боец, но ребенку едва ли стоит знать об этом.
- А что с этими, ну, с женщиной, которая меня привела? – вдруг спрашивает Мэт.
- Что ты помнишь? – отвечает Джеа вопросом на вопрос.
- Я был в приюте, поужинал, пошел в комнату и все, темнота… А потом женщина, красивая очень. Она дала мне конфет и позвала с собой, а потом вновь стало темно. А потом снова эта женщина и с ней еще мужчина, они меня в зал запихнули и сказали сидеть тихо, иначе пригрозили убить. Потом ушли, а вернулись уже с тобой. Ты поговорил с ними, я слышал, что они хотели меня убить и еще что-то, я не понял. Но ты подошел ко мне и сказал, что не дашь им меня убить, а потом снова темнота.
- Тебя похитили, привезли сюда, хотели отдать мне, но я был не согласен с этой женщиной и теперь ты свободен.
- Отдать тебе? – карие глаза расширяются, и в них мелькает испуг.
- Да, как пищу. Но я не питаюсь людьми.
Мэт вздрагивает и отодвигается подальше, хотя их разделяет достаточно большое пространство. Джеа застывает, зная, что может напугать ребенка малейшим движением.
- Честно? – недоверчиво спрашивает Мэт несколько мгновений спустя.
- Да.
Мэт хмурится, его губы – пухлые, совсем не мальчишеские, подрагивают, словно он говорит что-то, но Джеа не слышит ни звука.
- Я тебе верю, - заявляет мальчик чуть погодя. – А та женщина, она ест людей?
- Уже нет, но раньше ела.
- А что с ней? – ребенок неосознанно подается вперед, а Джеа раздумывает над ответом. Сказать правду? А если Мэт испугается? Он совсем не хочет иметь дело с истерикой. Впрочем, можно будет использовать вампирский дар и внушить мальчику, что никакого разговора не было. Если бы на месте Мэта был он, то вряд ли бы устроил истерику, но можно ли быть уверенным в другом, незнакомом человеке?
- Я ее убил и съел, - говорит он, внимательно следя за реакцией Мэта.
- Ты ешь женщин? – удивляется мальчик, вместо того, чтобы вопить от страха.
- Нет, она была вампиром, а для меня вампиры – вкусная пища.
- Вампир? А разве они не сказка?
- Нет, они вполне реальны. Она была вампиром, мужчина с ней – полувампиром, наполовину человеком. Еще есть оборотень, он скоро придет, и его я тоже убью.
- И съешь? – отчего-то шепчет Мэт. Его глаза сияют восторгом, и это непонятно.
- Нет, - морщится Джеа, вспоминая запах мокрой шерсти, - оборотни невкусные и пахнут псиной.
- О… - выдыхает Мэт.
Некоторое время в кабинете стоит тишина, нарушаемая лишь дыханием Мэта, и Джеа уже хочет вернуться к чтению, когда чувствует появление Дока. Тот еще не вошел в школу, но уже близко, и в любой момент может понять, что произошло, и сбежать. Не дать ему это сделать – главное. Джеа ловит взгляд Мэта и прикладывает пальцы к губам. Мэт замирает, его зрачки расширяются, делая глаза черными, затем он кивает и съеживается на диване, а Джеа бесшумно покидает кабинет, прикрыв за собой дверь.
***
Док вновь пахнет животной кровью. Джеа передергивает плечами, из тени наблюдая за идущим в лабораторию оборотнем. Чувствует ли Док его присутствие? Ответ неведом.
Он нападает, неожиданно и стремительно, словно вихрь. Выворачивает оборотню руки, с хрустом выдирая их из связок. Док воет – протяжно, громко, совсем по-волчьи. Этот звук волной прокатывается по всему телу, впивается в мозг, вибрирует в груди, вызывая странный отклик, но Джеа не обращает на него внимания, таща Дока в лабораторию.
- Эксперимент. Что я такое? Мессир. По порядку, четко и ясно. И я обещаю тебе быструю смерть, - тихо говорит Джеа, убедившись, что привязанный магическими путами к кушетке Док может лишь дышать. Повинуясь его воле, давление пут усиливается, и Док хрипит от удушья. Джеа улыбается уголками губ и ослабляет давление.
Он ни разу не использовал свою магию после «победы», но сейчас она, усиленная его новыми «я», похожа на неудержимую стихию. Магия – гарант того, что оборотень не вырвется.
Откашлявшись, Док пристально смотрит на него, словно оценивает свои шансы остаться в живых, а затем начинает говорить. Рассказ почти краток – только факты, только то, что необходимо, лишь на мессире Док делает паузу, а потом, попытавшись заговорить, хрипит и давится пошедшей горлом кровью. Джеа задумчиво наблюдает за издыхающим оборотнем, понимая, что ничем не сможет облегчить его участь, а затем, убедившись, что Док мертв, уходит, плотно притворив за собой дверь лаборатории.
***
Мэт сидит на диване, поджав ноги, и нервно вздрагивает, когда Джеа входит в кабинет. Но затравленный, опасливый огонек в его глазах быстро угасает, и Джеа с удивлением понимает, что мальчик чуть ли не подпрыгивает от любопытства.
- Ты убил его, да? – слышит он голос Мэта, едва устроившись за столом.
- Нет.
Карие глаза наполняет разочарование.
- Он умер сам. Я спросил его об одном… человеке, но он не смог ответить и умер.
- Просто так? – недоверчиво спрашивает Мэт.
- Предполагаю, что на нем было заклятие или что-то в этом роде.
- Заклятие? – переспрашивает Мэт удивленно.
- Да, магия. Слышал о ней?
- Но это выдумка! – возмущается Мэт, словно Джеа пытается его обмануть.
- Да? А как же похитившая тебя вампирша? Она тоже выдумка?
- Ну… У нее даже клыков не было! Может она эта… ну, которые людей едят…
- Каннибал? – подсказывает Джеа.
- Да! – Мэт кивает головой.
- Нет, Мэт, она вампирша, точнее, была ей.
- Это не доказывает, что магия есть, - упрямится мальчик.
Джеа вздыхает.
- Смотри внимательно, - говорит он, вытягивая вперед руку – так, чтобы Мэту было хорошо видно. Легкое, едва ощутимое напряжение, и на ладони пляшет яркий огонек. Он то вспыхивает, то угасает, повинуясь малейшему желанию Джеа. Он поднимает взгляд и смотрит на мальчишку. Мэт ошарашен – карие глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, он заворожено наблюдает за пляшущим огоньком. Джеа встряхивает рукой, и огонек плавно взмывает в воздух, кружится, вспыхивает в последний раз и рассыпается яркими искрами. Еще мгновение в кабинете стоит тишина, а затем Мэт выдыхает:
- Вау! Это было супер!
- Теперь ты знаешь, что магия есть, - говорит Джеа, поднимаясь.
- Ты - волшебник, – шепчет мальчик, не сводя с Джеа восторженного взгляда.
- Да. Я владею магией.
- А я? – спрашивает Мэт. – Я тоже могу научиться так?
Джеа замирает. Может ли Мэт быть магом? Вполне. Алишиа как-то сказала, что кровь магов вкуснее, она насыщена силой – магией. Но как понять, волшебник Мэт или простой человек?
- Я не знаю, - отвечает Джеа после короткой паузы, вспоминая, что с ним в детстве случались непонятные вещи. – С тобой происходило что-то необычное, странное? Может быть, когда ты сильно хотел чего-то, то желание исполнялось?
- Ну… - тянет Мэт. Его брови вновь смешно нахмурены, а лицо серьезно – он усиленно вспоминает что-нибудь такое. – Было, наверное. Только один раз. Я прятался от Джека и его банды, они были совсем близко, мне негде было укрыться от них, и я очень-очень сильно захотел, чтобы они меня не нашли. И они прошли мимо, хотя я клянусь, что они должны были увидеть меня.
- Наверное, ты тоже маг. Откуда ты?
- Я же говорил: из приюта.
- Я имею в виду страну. Ты ведь знаешь, в какой стране ты жил до того, как тебя похитили?
- Конечно, знаю! – возмущается Мэт, сверкая глазами. – Я же не маленький!
- Я и не говорил, что ты маленький, - вздыхает Джеа. – Я сам, например, только что узнал, что из Англии.
- Только что? – удивляется ребенок.
- Да, - кивает головой Джеа, – только что. Я прочел об этом в записях той женщины. Наверное, когда-то я знал, откуда я, но потом забыл.
- Забыл?
- Да. Понимаешь, здесь, в этой школе, время идет быстрее, чем за ее пределами. Снаружи проходит год, а тут – три года, - взгляд Джеа скользит вправо, к стоящему на столе магическому календарю. На нем мерцает дата: «12 сентября 1994 года». – Я попал сюда, когда мне было девять. С тех пор минуло пятнадцать лет. А на самом деле, всего пять, если верить этому календарю.
- То есть тебе… - Мэт хмурится, пытаясь подсчитать, сколько лет его нового знакомому.
- В реальном мире мне всего лишь четырнадцать, - грустно усмехается Джеа, - а тут уже двадцать четыре.
- Но… так не бывает! – упрямо мотает головой Мэт.
- Не забывай про магию. Она позволяет делать невероятные вещи. Эта школа пропитана магией до самого основания. Магия везде, но почувствовать ее может не каждый. Магия невероятна и могущественна. С ее помощью можно делать самые необычные вещи. К примеру, есть заклинания, позволяющие замедлить ход времени или убыстрить его. Однажды я читал о предмете под названием «хроноворот», он позволяет возвращаться в прошлое, представляешь?
Глаза Мэта полны восторга. Он сидит на коленях, вцепившись в подлокотник дивана, подавшись вперед – вот-вот упадет, и жадно ловит каждое сказанное Джеа слово.
Джеа в смятении. Он рассказывает малознакомому ребенку то, что еще никогда никому не говорил. Оказывается, это просто – рассказывать. Впрочем, это, наверное, не удивительно, ведь все его прошлые потенциальные собеседники пытались его убить. А мальчик не опасен. Едва ли мысль о нападении хоть раз скользнула в его кудрявой голове. О защите, бегстве, спасении – да, несомненно, но не о том, чтобы напасть.
- Я хочу знать все! – вскрикивает Мэт и все-таки падает с дивана. Для предполагавшего такой исход Джеа падение мальчика длится невероятно долго, словно в замедленной съемке. Он срывается с места, ловит ребенка в долю секунды и бережно ставит на ноги. Мэт несколько секунд ошалело таращится на Джеа, который только что сидел за столом, но каким-то образом поймал его, а потом выдыхает:
- К-как ты…? Этому тоже учат в этой школе, да?
Джеа делает несколько шагов назад, стараясь, чтобы движения были медленными, человеческими.
- Уже не учат, потому что учителей я убил, - Джеа неосознанно облизывается, вспоминая вкус Алишии.
- А, да, и съел вампирку, - ворчит Мэт. – Так тебя этому тут научили, да?
- Не совсем. На самом деле все это сложно рассказать… Если в двух словах, то я прошел обучение, стал лучшим бойцом, и меня наградили, проведя надо мной некий эксперимент, давший мне нечеловеческие способности. Благодаря эксперименту я питаюсь вампирами.
- Так ты не человек, что ли? – Мэт опасливо косится в сторону двери, но остается на месте.
- Теперь нет. Совсем недавно я был человеком, а теперь никогда не смогу им стать, - Джеа прислоняется к стене и закрывает глаза.
У того, чем он стал, есть множество преимуществ – сила и быстрота, способность регенерации и прочие «плюсы», но… Он хотел нормальной жизни: вырваться на свободу, встретить девушку, влюбиться в нее, жить вместе, завести детей и жить, просто жить, без убийств и прочего. А теперь… Какие дети могут быть у него – урода, единственного в своем роде, непонятного результата сумасшедшего эксперимента? Какая девушка захочет с ним отношений, когда узнает, что он такое?
Его мысли прерывает мягкое прикосновение к запястью.
- Не грусти, ладно? – раздается голос Мэта, и Джеа открывает глаза. – Все ведь неплохо, так? Ну, в смысле, можно же что-то сделать, да?
- Я не знаю, - отвечает Джеа, удивляясь, как он мог уйти в свои мысли так глубоко, что не услышал шагов мальчика. Безответственное проявление слабости, которое в ином случае обернулось бы его гибелью, но он так устал держать эмоции в себе…
- Ну, ты же можешь почитать или спросить, ведь так? В смысле, можно, конечно, сидеть и ныть, но лучше постараться узнать, как решить проблему.
Устами младенца… Джеа смотрит на Мэта, на его ладошку на своем запястье, большие карие глаза с пушистыми ресницами, и понимает, что ребенок прав. Если ты жив, нужно бороться. Именно так он делал в течение многих лет. И если от его внутренних соседей можно избавиться, если можно вновь стать человеком, то он найдет этот способ. Если же нет – его магия подчинила сущности, осталось до конца научиться управлять эмоциями, и можно будет просто жить, почти так, как он и хотел.
- Спасибо, Мэт, - говорит Джеа, успокоившись.
- Да, ладно. Но вообще-то мог бы и сам догадаться, ты же взрослый.
Джеа улыбается, замечая в глазах ворчащего мальчишки смешинки.
***
- Я не вернусь в приют, - уверенно говорит мальчик, когда они идут в комнату Джеа за книгами и одеждой для Мэта. – Я останусь с тобой. Ты меня спас, на тебе и ответственность.
Джеа пожимает плечами. Он не уверен, что это лучший выбор для мальчика, но и решать за него не намерен. Если Мэту кажется, что с Джеа ему будет лучше, то можно попробовать. Защитить ребенка он сможет, а с Мэтом, немного знающим внешний мир, ему будет легче сориентироваться. Да, держаться вместе будет лучшим решением, хотя бы на первое время. Возможно, потом Мэт найдет семью, в которой станет любимым ребенком, а Джеа продолжит свой собственный путь.
Старая одежда Джеа великовата Мэту, но она лучше, чем застиранные приютские обноски.
- Постой, не вертись, - говорит Джеа мальчику. – Я попробую уменьшить ее.
Он почти не использовал бытовые заклинания, которых знает от силы штук пять, по их прямому назначению, если не считать уменьшения библиотечных книг. Когда за любым поворотом тебя поджидает желающий твоей смерти сокурсник, стопка многостраничных томов, занимающих руки, может обернуться погибелью. Именно поэтому в кармане Джеа всегда таскает зубочистки – уменьшенные колья, а на руке браслет – стальная цепь, в умелых руках становящаяся смертельным оружием. Так же с книгами – едва ли фолиант размером со спичечный коробок, лежащий в кармане, может помешать в бою.
После манипуляций Джеа, одежда сидит на Мэте, как влитая.
- А теперь что? – спрашивает Мэт, когда они покидают комнату.
- Здесь оставаться опасно.
- Почему?
- Я думаю, у школы есть владелец, который обязательно поинтересуется, где его учителя и кто их убил. И тогда у меня будут проблемы, а раз ты решил остаться со мной, то они будут и у тебя. Мы ведь не хотим такого поворота дел?
- Нет, - серьезно говорит Мэт.
- Тогда мы уйдем отсюда как можно скорее.
- Тогда нам нужны деньги, - говорит Мэт. – В кабинете, наверное, есть всякие штуки, которые можно продать.
Джеа кивает, вспоминая украшения Алишии – дорого выглядящие ожерелья и серьги, кольца с громадными камнями и браслеты. Наверняка она хранила их в своей спальне, и стоит проверить эту догадку.
***
Мэт деловито запихивает в большую кожаную сумку толстые пачки купюр и украшения. И то, и другое они нашли в спальне Алишии. Джеа в это время перебирает бумаги. Он ищет документы для себя и Мэта. «Без них никак, даже в поезд не пустят, да и полиция может привязаться», - уверенно сказал Мэт, и Джеа согласен с ним, хоть и планировал передвигаться на своих «четверых». Впрочем, поезд – неплохое решение, но по документам их передвижение могут отследить. Именно о таком он читал в одном из детективов. Поэтому сначала пешком, а точнее бегом – ведь что для громадного волка человеческий ребенок в качестве седока? А дальше они решат, как быть.
За окном льет дождь. Мэт хмуро поглядывает на мокрое стекло, а Джеа наслаждается мерным стуком капель и шелестом листьев, побеспокоенных ветром.
- Ты возьмешь книги, да? – спрашивает Мэт, отвлекаясь от потрошения очередной резной шкатулки Алишии.
- Да. Ты будешь учиться по ним, если захочешь стать магом.
- Ага, - отстраненно кивает мальчик, возвращаясь к прерванному занятию. – Но ведь ты мне поможешь, да?
Маленькое сердечко замирает, словно Мэт боится отказа, а его быстрый взгляд исподлобья подтверждает догадку.
- Да, - отвечает Джеа, - помогу.
Глаза Мэта радостно сверкают, и Джеа улыбается – оказывается, радовать другого приятно.
- Все готово, - сообщает Мэт.
Дождь кончился, и за окном стремительно темнеет.
- Пора уходить, - говорит Джеа, уменьшая последнюю стопку книг и укладывая ее в сумку. Почти половина библиотеки, множество украшений Алишии, деньги, несколько выбранных Мэтом безделиц, одежда Джеа, его досье и отобранные им документы – вместительная сумка заполнена.
- Надо взять еды. На первые дни, - осмотрев «добычу», вспоминает Мэт.
- Одеяло и теплую одежду для тебя. Сначала мы пойдем пешком, - добавляет Джеа.
- А ты?
- Мне не нужно.
- Почему?
- Я покажу чуть позже. Теперь, если не ты против, я загляну на кухню и в лабораторию.
- Лабораторию? - хмурится Мэт.
- Да, думаю, там есть зелья, которые могут нам пригодиться.
- Зелья? В смысле, лекарства, да?
- Волшебные лекарства. Они действуют намного быстрее, чем простые.
- То есть я разобью коленку, намажусь этим зельем, и все сразу заживет, да?
- Вроде того, - кивает Джеа. - Никуда не уходи, я быстро.
- Хорошо, - Мэт кивает и провожает его взглядом.
***
- Тебе грустно? – спрашивает Мэт, стискивая руку Джеа.
Они стоят спиной к выходу - большим дубовым дверям. Джеа смотрит на широкую лестницу, вспоминая, как впервые поднялся по ней, испуганный, грязный и голодный, один среди таких же детей. А теперь он впервые спустился по этой лестнице, и уже совсем не похож на себя прежнего. Пятнадцать лет - не самая лучшая, но все-таки часть его жизни, и воспоминания о ней останутся с ним навсегда.
- Нет. Просто хочу запомнить, чтобы никогда не забыть, - отвечает он и поворачивается к выходу. – Готов?
- Ага, - радостно кивает Мэт. Наверное, для него это захватывающее приключение. Впрочем, задохнувшись от переполняющих его эмоций, Джеа понимает, что не только для Мэта. Свобода – давняя мечта, сильнейшее желание – близка, как никогда.
Он толкает тяжелую створку и делает первый шаг.
Сильный порыв ветра кидает ему в лицо пригоршню отсыревших листьев и мелкого мусора, но Джеа не обращает внимания на это – он глубоко вдыхает свежий ночной воздух, пробуя его давно забытый вкус. Высоко в небе, в окружении мириада звезд висит бледно-желтая луна. Она похожа на половину круглого сыра, и Джеа улыбается, потому что раньше любил сыр. Интересно, сможет ли он теперь питаться, как человек? Наверное, да, только почувствует ли он насыщение?
- Идем? – Мэт нетерпеливо дергает его за руку. – И ты обещал показать кое-что.
Джеа поворачивает голову, прислушиваясь, но вблизи нет ни души, а вдалеке, под покровом леса и темноты, кипит обычная для ночных животных жизнь.
- Идем. Для начала покинем территорию школы, все остальное потом, - говорит он, первым ступая на гравиевую дорожку.
- Ага, только не забудь, ладно? – просит Мэт, шагая рядом.
- Не забуду, - улыбается Джеа.
***
Школу уже не видно, и Джеа останавливается. Мэт встает рядом, поглядывая с укоризной.
- Сейчас я превращусь в волка, - глаза Мэта округляются. – Это буду тот же я, только в теле зверя. Не бойся, хорошо?
- Я и не боюсь! Я смелый! А волк большой?
- Очень. И, наверное, страшный. Но так будет легче идти, согласись? Главное, когда сядешь на меня, держись очень крепко, ясно?
- Ага, ну, давай уже своего волка, - от нетерпения мальчик подпрыгивает на месте. Джеа кивает и, крепко зажмурившись, сосредотачивается. Сейчас ему нужно несколько мгновений для превращения, но со временем он сможет перекидываться намного быстрее, даже в прыжке.
- Вау! – восторженно выдыхает Мэт, и Джеа открывает глаза. И тут же отскакивает назад, потому что у Мэта, похоже, отключилось чувство самосохранения. Иначе, как объяснить, что мальчишка стоит почти вплотную и уже протянул руку к торчащим из пасти клыкам?
- Стой! Я потрогаю и все! – волк рыкает, но подчиняется.
Сейчас Джеа жалеет лишь о том, что в этом образе нельзя разговаривать.
Мэт гладит его нос, чешет подбородок и без страха трогает клыки.
- Ты огромный! – восторженно бормочет он, рассматривая Джеа со всех сторон. – Просто огромадный! А я тоже так смогу?
Вспомнив, что как-то читал об анимагах, Джеа кивает, а затем ложится на землю – иначе Мэту не залезть. Ребенок взвизгивает и цепляется за длинную шерсть. Повозившись, устраивается на спине, вцепившись в загривок, и командует:
- Поехали! – волк поднимается, понимая, что ребенок почти ничего не весит, переступает лапами и делает несколько шагов. Мэт радостно смеется, называя его лошадкой, дергает шерсть, приговаривая: «Тпру!» и «Но!». Волк вновь рыкает, дергается, заставляя Мэта пригнуться к шее и держаться изо всех сил, и исчезает в кустах.
***
Бежать упоительно. Чувство свободы и вседозволенности затопляет, и он едва сдерживается, чтобы не мчаться быстрее, напомнив себе о седоке. Его сущность дрожит от нетерпения, стремясь познать всю прелесть быстрого бега, но он упрямо игнорирует ее, мягко переступая лапами в легкой рысце. Это захватывающе - чувствовать напряжение сильного тела, подушечками лап ощущать влажную землю, распознавать малейшие ночные шорохи и звуки, слышать окружающие запахи. Мир вокруг него огромен, и сейчас он - часть этого мира, а не отрезанный от него и потерявшийся во времени, забывшийся кусочек.
Несколько часов спустя они делают привал. Глаза Мэта слипаются, он пытается спать прямо на ходу. Превратившись, Джеа первым делом укутывает продрогшего ребенка в позаимствованный у Алишии меховой полушубок, усаживает его на сложенный толстый плед и, разведя небольшой костер, разогревает прихваченные с кухни консервы. Ложка валится из рук Мэта – он слишком устал, и Джеа приходится кормить его самому. Это необычно. Наверное, ему нравится заботиться об этом ребенке. Он прислушивается к себе, понимая, что это так.
Человеческая еда теперь имеет непонятный вкус. Она не противна, она – никакая. Он не чувствует отвращения, но и удовольствия тоже нет, как и насыщения. Просто непонятные куски, занимающие свое место в желудке. Значит, вампирская кровь - единственное, чем он может питаться. Во всяком случае, пока не найдет альтернативу. Интересно, а много ли вампиров на земле? Хватит ли их, чтобы он смог питаться до конца жизни?
Мэт согрелся и теперь сопит под боком, иногда что-то быстро бормоча во сне. Он вновь хмурит брови, и этот жест непонятно почему нравится Джеа. Мэт забавный. Наверное, это – наиболее точное определение из всех остальных. Он похож на «Гарри» и одновременно отличается от него. В Мэте больше хорошего, чем было в семилетнем «Гарри Эвансе». Он улыбчивее, смешливее, доверчивее и он еще верит в хорошее. Гарри в таком возрасте уже не верил.
Джеа подкидывает хвороста в костер, и плотнее укрывает Мэта, думая о том, что делать дальше. Мэт тоже из Англии, и это объединяет их еще больше. Значит, необходимо добраться туда, в эту забытую, но родную страну. Именно там его прошлое, и, наверное, там он сможет найти ответы на свои многочисленные вопросы. И, кто знает, но может там его ждет судьба?
Ночь постепенно отступает, передавая права рассвету, и Джеа с наслаждением подставляет лицо первым, робким солнечным лучам. Он закрывает глаза и впервые за много лет тихо смеется, встречая свой первый свободный рассвет.
- Пока я спал, ты измазал меня зубной пастой и теперь тебе смешно, да?
- Вообще-то, нет, - отвечает Джеа, не открывая глаз. – Я наслаждаюсь утром.
- Что хорошего, если еще очень рано? – ворчит Мэт, плотнее закутываясь в полушубок.
- Я впервые за пятнадцать лет встречаю солнце.
- А… - тянет Мэт. – Тогда да, надо радоваться.
Он приваливается к боку Джеа и недовольно хмурится, исподлобья поглядывая на появляющееся из-за макушек деревьев солнце. Его сердце бьется ровно, он сердито сопит, сдувая со лба непослушную челку.
- А зачем тебе длинные волосы? – неожиданно спрашивает он, протягивая руку и дотрагиваясь до заплетенных в хвост черных волос.
- По разным причинам, - отвечает Джеа. – Древние маги носили длинные волосы, потому что верили, что их тело вытягивает магию извне именно с помощью волос, как проводник. Но для меня это удобно в бою.
- Это как? – пальцы Мэта аккуратно перебирают жесткие пряди, и Джеа нравятся эти прикосновения – осторожные, доверчивые. Таких в его жизни еще не было, и это приятно.
- Сражаясь, я вплетал в косу отравленные шипы и заклинал их. Когда требовалось, они атаковали противника по моему приказу. Это не раз спасало меня.
Пальцы Мэта замирают, и Джеа тихо добавляет:
- Когда стоит выбор между жизнью и смертью, пользуешься любым способом, чтобы выжить.
- Ну и школа у тебя, - кивает головой Мэт, убирая руку с волос.
- Я не выбирал.
- Да, я помню, - кивает Мэт. - Но ведь такого больше не будет, да?
- Да, - уверенно отвечает Джеа, поднимаясь. – Не будет.
- Вот и ладно, давай поедим и пойдем дальше.
Джеа возится с консервами, почти не вслушиваясь в болтовню Мэта, грезящего о том, что однажды он станет супер сильным магом и бойцом, выучит все-все заклинания и приемы, и тому подобное. Мэт восторженно прыгает рядом, изображая из себя рыцаря с мечом, выхватывает приготовленные для розжига хворостины и машет ими, сражаясь с невидимым противником. Он мешает и отвлекает, но Джеа лишь улыбается непоседливости мальчика. Наверное, он стал бы таким же, будь у него выбор.
- Неподалеку люди. Наверное, небольшое поселение или что-то похожее, - говорит Джеа, когда Мэт заканчивает завтрак.
- Унюхал ты их, что ли?
- Почувствовал.
- Хочешь туда пойти?
- Нужно, - морщится Джеа, представляя себя в толпе. Это будет сложно – не реагировать на движения, не ожидать нападения, не нападать самому. - Нам надо узнать, где мы. Подберемся поближе и посмотрим, что там.
- Ага, - кивает Мэт.
- Неудобно верхом? – спрашивает Джеа, уменьшая плед и запихивая его в сумку.
- Нормально, ты мягкий. Правда, качает из стороны в сторону, но если лечь на тебя, то ничего. А превращаться трудно?
- Нет, в смысле, мне – нет, но я читал о волшебниках, которые превращаются в животных. Они называют себя анимагами и долго учатся, прежде, чем начать превращаться.
- Анимаг, - восторженно тянет Мэт и тут же расстроено вздыхает: - Вообще долго?
- Несколько лет. Хотя, я думаю, это зависит от желания.
- Ну, тогда у меня быстро получится. Я ведь очень-очень хочу быть анимагом. А почему у тебя быстро?
- Я наполовину оборотень, - подумав, отвечает Джеа. Реакция Мэта подтверждает мысли Джеа об отсутствии у мальчика чувства самосохранения.
- Вау! – восклицает он. - А на другую половину? Это вот тот эксперимент, да?
- Да, после эксперимента я стал полуоборотнем-полувампиром. От человека во мне осталось совсем мало.
Признание приносит облегчение. После откровений Дока, он запретил себе думать о том, каким чудовищем стал. Половина того, половина этого – непонятная смесь в человеческом обличье, сохранившая малые крохи себя настоящего.
- Но… ты же выглядишь, как человек, - осмотрев Джеа с ног до головы, выдает Мэт.
- Внешность обманчива, - отвечает Джеа, не понимая, почему ребенок до сих пор не сбежал от него. – На самом деле я чудовище.
- Ну и что? Ты не кусаешься, меня спас от вампирки и накормил, и магия у тебя классная, и учить меня будешь, так что мне наплевать, кто ты, хоть динозавр, - пожимает плечами Мэт. – И вообще, мне с тобой лучше, чем в приюте.
- Это все объясняет, - усмехается Джеа, справившись с удивлением.
- Ага. Ну, пошли, что ли? – ворчливо спрашивает ребенок, как будто застеснявшись своих откровений.
Джеа кивает и начинает превращение.
***
Третья глава в работе, и я выложу ее чуть позже. Она сложнее в написании, нет той легкости порхания пальцев по клавиатуре, что в первых двух. Наверное, потому что теперь я веду сюжет, а не он меня. Я продумала его на несколько глав вперед и знаю, что хочу увидеть в конце, но вот проблем - не вильнет он у меня в сторону, не пойдет ли самостоятельно по своей, возможно кривой, дорожке? Право слово, мне не хотелось бы этого... Впрочем, все в руках Мерлина и моей капризы-Музы)))
Глава вновь не подвергалась насилию со стороны бета...
тык
Глава 2.
Они учили его. Всему, что знали сами. И он скользил по теням, завораживал и морочил, становился бесчувственным, отключая эмоции, как вампир – одна из его новых сущностей. Боролся с ними и побеждал, потому что сильнее, ведь оборотень – его второе новое «Я». Превращался в громадного черного волка, независимо от полнолуния – один из многочисленных плюсов, которые, по словам Дока, принес ему эксперимент. Он учился и сдерживался, чтобы не убить их до конца обучения, пил человеческую отвратительную кровь и мечтал вонзить клыки в шею Алишии. И все-таки сорвался на последнем этапе обучения.
- Это подарок, - говорит Алишиа, открывая дверь тренировочного зала и пропуская его вперед. – Я могу убить его для тебя, если желаешь… Но приятнее сделать это самому, не так ли, Джеа?
Он не отвечает, рассматривая свой «подарок». Страх и непонимание – волнами от съежившегося в углу ребенка. Такие знакомые, незабываемые эмоции. Такие страшные, если ты беззащитен. И упоительные для твоих мучителей.
- Охота – главное условие твоего существования, Джеа.
Ей нравится повторять его имя, напоминать ему о покорности.
- Это игра, - продолжает она, - всего лишь игра охотника и жертвы.
Охота? О да. Но сегодня роль жертвы принадлежит не ребенку - испуганному мальчишке лет семи, такому же, каким был он сам много лет назад.
Игра? Он поиграет, если они так хотят. Но играть он будет с ними и по своим правилам.
Он поворачивается и замечает подернутые дымкой зрачки Алишии, наслаждающейся страхом мальчика. Чувствует нетерпение и жажду Эндари. И свою холодную ярость, поднимающуюся изнутри, словно цунами, сметающую все на своем пути. Все вокруг окрашивается алым – ярость заполняет его, пульсирует, и все мысли лишь об одном: «Убить, убить, убить». Убить – это просто. Это легче легкого. Это вообще ничто, как щелчок пальцев. Они заслужили. И они умрут.
- Что же ты медлишь, Джеа? – насмешливо тянет Эндари. – Ты ведь не испытываешь страха перед едой?
Пожалуй, Эндари умрет первым.
Они виноваты в этом сами – слишком рано дали ему последнюю из причин. Рано, потому что он еще не до конца научился управлять своими новыми эмоциями – более сильными, почти оглушительными в сравнении с прежними, человеческими. Он старался, и с каждым днем у него получалось все лучше сдерживать ненависть или нескончаемый голод, но этого оказалось недостаточно. Они не учли одного – он ни за что не убьет человека после того, как понял, что может убить их. Мальчик - невинное создание, дрожащее от страха и неизвестности, и они – два нелюдя, убийцы. Он даже не думал о выборе. Они заслужили смерть, а мальчик – нет. Но прежде…
Он подходит к мальчику, слыша быстрое биение маленького сердечка. Садится на корточки, замечая, как ребенок дергается и вжимается в угол, и шепчет: «Не бойся, я не позволю им убить тебя». В глазах мальчика вспыхивает огонек надежды - крохотный, трепетный, быстро угасший, но и этого достаточно - контроль Джеа летит к чертям. Он погружает ребенка в сон и, улыбнувшись, поворачивается к учителям. Через мгновение они ответят за все.
Список причин к этому времени стал неимоверно большим. Он и так слишком долго мечтал о том, что однажды свернет шею проклятому Эндари, грезил о предсмертном стоне Алишии и вкусе ее жизненного сока. И ненавидел себя за то, что вынужденно притворялся покорным все это время. Отныне этого не будет, он не подчинится никому. Будет бороться до последнего вздоха, но ни за что не станет исполнять чужую волю.
Он делает шаг, и мир вокруг становится размытым пятном – не зря Алишиа говорила, что он очень быстрый. Эндари не успевает среагировать, и поэтому умирает первым. Он такой слабый. Его шея рвется, словно пергамент, под удлинившимися когтями Джеа. Тело Эндари с глухим стуком падает на пол, но Джеа уже нет около него.
Алишиа быстрее и опаснее, но не настолько, чтобы противостоять ему. Она мечется по залу, словно тень, выжидая удобного для нападения момента. И она боится его. Джеа чувствует это и наслаждается ее страхом. Это незабываемо.
Ее страх достигает предела, она делает ошибку, лишь на мгновение останавливаясь около спящего ребенка, но Джеа этого достаточно, и он появляется за ее спиной.
- Ты моя жертва, - шепчет он, обхватывая ее за шею – нежно, словно любимую.
Она дрожит в его руках – пойманная птица. Ее дрожь наслаждением отзывается в его теле. Это упоительно, непередаваемо. Он проводит языком по ее шее, делает глубокий вдох, втягивая ее насыщенный страхом аромат. О да, мечта, ставшая реальностью.
Он резко выдыхает, завороженный тем, как сильно она вздрагивает в его руках, и медленно погружает клыки в ее нежную шею. Вожделенная кровь касается губ, и он прикрывает глаза – это слишком вкусное, сладкое, терпкое, несравнимое ни с чем. Это вкус ее жизни, вкус его мести – самое лакомое блюдо.
Он выпивает ее всю, без остатка, наслаждаясь каждым глотком ее жизненного сока. Это непередаваемо. Кажется, что прежняя его сила – лишь блеклый отголосок того, что он ощущает сейчас. Как будто внутри его тела сокрыт ураган. Стоит сделать лишь маленькое усилие, и тот вырвется наружу, сметая все на своем пути.
Человеческая кровь – ничто по сравнению с кровью вампирши. Даже меньше, чем ничто. Ни сытости, ни удовольствия, лишь отвращение и тошнота, в то время как кровь Алишии – изысканный деликатес, питающий все его существо. Это прекрасно. Так же, как и то, что ни одна лампочка на его внутренней люстре не погасла, и это означает, что таких, как она, можно убивать. Они – не люди, и он не потеряет остатков своей человечности, лишая их жизни.
Джеа осторожно кладет на пол обескровленное тело Алишии – опустошенный им сосуд, кубок с напитком жизни - и поворачивается к Эндари.
Лицо полувампира серое, как пергамент, взгляд невидяще устремлен вверх. Джеа подходит к телу Эндари, наклоняется ближе, проводит ладонью по сонной артерии. Жаль, что она не пульсирует – это было бы намного интереснее. Он глубоко вдыхает аромат полувампира и вонзает клыки в мертвую жилу.
Эндари не слишком вкусный, но тоже вполне ничего. Как закуска к главному блюду. Джеа не допивает его, отшвыривает тело в угол и поворачивается к спящему ребенку.
Его месть почти свершилась, остался лишь Док. Но оборотень ушел еще до рассвета и не вернулся до сих пор. Но Джеа достаточно терпелив, чтобы дождаться возвращения доктора и выяснить все до конца, особенно про мессира, которому он был предназначен в подарок.
***
Мальчик спит на диване, иногда вздрагивая во сне. Джеа рассматривает ребенка и видит себя самого много лет назад. Такие же плечи – худые, почти костлявые, непослушные волосы, которые у него самого сейчас стали жесткими и прямыми, тонкая кожа, ссадины на локтях и коленях. Даже во сне лицо мальчика сосредоточенное, а руки сжаты в кулаки, как будто он не может расслабиться до конца. Наверное, жизнь этого ребенка была нелегкой, как и у него. И пахнет от него не домашним теплом – знакомый, казенный приютский аромат – хлорка, отбеливатель, невкусная еда.
Постепенно сон мальчика становится настоящим, глубоким, не навеянным вампирским внушением, и он больше не вздрагивает, а морщинка меж бровей почти незаметна.
Джеа отворачивается от спящего ребенка, думая о том, что ему бы не понравилось, если бы за ним спящим кто-то наблюдал. Он окидывает взглядом рабочий стол Алишии, надеясь, что там, в многочисленных ящичках, сможет найти ответы на свои вопросы, которых очень много.
***
Он смотрит на толстую папку с некоторым опасением. Оно непонятно и заставляет его поморщиться. Что будет, когда он узнает все о себе? Когда окунется в описание своего прошлого, тренировок, убийств? Он не винит себя в смерти тех многочисленных, которые погибли от его руки. Вместе с ними сгорали лампочки на его люстре, вместе с ними он убивал свою человечность – главное, что все-таки сохранилось в нем. Пусть по большей части он не человек, но те самые, маленькие, оставшиеся после всего, лампочки еще горят, и он сделает все, чтобы они не погасли. Пусть на мизерную часть, но он – человек, и не забудет об этом до конца жизни. Никаких сомнений. Он открывает папку и углубляется в чтение.
Его настоящее имя - Гарри Эванс. Он родился и рос в Англии. Сначала у родственников - Дурслей, которые отдали его в приют, когда ему было семь. А в девять его нашли Эндари и Алишиа и забрали в эту школу.
Он горько усмехается, понимая, что имя Гарри и все, связанное с ним, было забыто им очень давно. В этой школе нет имен, сначала – номера, для удобства, затем, для тех, кто прожил три года – клички. Он был «двадцать вторым» - черное клеймо на запястье, едва видимое после перерождения, затем стал «Джеа». И «Гарри Эванс» не значит для него ровным счетом ничего, оно просто неясный отголосок его прошлого. Такой же, как непонятный шрам на лбу, похожий на молнию, исчезнувший после эксперимента.
Миранда Уиллсон. Именно так звали ту белокурую девочку, убитую им. Кенни Уоллес – мужчина, которого он убил на «выпускном» - очень сильный и умелый противник. Ясон, который на самом деле – Рихард Вернес, парень, едва не убивший его самого черт знает сколько раз. И еще много, очень много имен, каждое из которых – погасшая лампочка.
Имена мелькают перед глазами, память услужливо подсовывает воспоминания, и Джеа отвлекается, когда слышит, что дыхание мальчика уже не глубокое, а едва уловимое - значит, тот проснулся и наблюдает за ним.
- Я знаю, что ты не спишь, - говорит он спокойно. Главное – не напугать ребенка. - Я не причиню тебе вреда.
Мальчик замирает, его сердечко похоже на пойманную в клетку птаху - оно трепещет сильно и быстро. Он молчит, и Джеа терпеливо ждет.
- Где я? – едва слышно выдыхает мальчик спустя некоторое время.
- В школе. Я сам не знаю, где она находится, - отвечает Джеа, листая страницы. Наверное, если не проявлять очевидного интереса, то ребенок быстрее пойдет на контакт. Подумав, он спрашивает: - Есть хочешь?
Мальчик медленно поднимает голову, пристально смотрит на сидящего за столом молодого мужчину, затем кивает.
- И, кстати, как тебя зовут? – спрашивает Джеа, поднимаясь.
- Мэт. Мэтью.
- Я - Джеа, - отвечает он и выходит из кабинета.
***
Мэт ест жадно, запихивая в рот большие куски и давясь ими, но Джеа не останавливает его и не делает замечаний, он вообще не смотрит на ребенка, читая свое «досье». Ни слова о мессире или проведенном над ним эксперименте, только факты из его биографии – родился, вырос, жил, убил, убил, убил…
- Почему у тебя ошейник? - спрашивает Мэт, расправившись с двумя порциями.
Джеа морщится, погладив пальцами узкий кожаный ремешок с черной металлической пряжкой, который был на нем со дня эксперимента, и отвечает:
- Чтобы помнить.
Помнить о том, что был чьей-то вещью, был предназначен в подарок, был покорным, как собачка на поводке. И о том, что этого больше не будет. Никакого подчинения.
- О чем? – спрашивает Мэт. В карих глазах мелькает интерес.
- Что никто больше не будет решать за меня, как мне жить.
- За тебя тоже решали, да? – Мэт смешно хмурит брови. Джеа кривит губы и кивает.
- Всю жизнь.
- И у меня тоже так, - шепчет Мэт после недолгих раздумий. – И поэтому все не так.
- Что именно? – спрашивает Джеа, закрывая папку – Мэт хочет поговорить, и это, наверное, важно. Во всяком случае, для него это было бы именно так.
- Ну, то, что я никому не нужен и живу в приюте. Если бы я сам решал, я бы уже давно убежал оттуда и нашел себе семью.
Он оказался прав. Приют. Страшное место для испуганных детей.
- У меня была семья… Не могу сказать, что они были хорошими, - Джеа хмурится, вспоминая женщину-лошадь и толстого мужчину. - Они отдали меня в приют.
- А что потом? – Мэт поджимает ноги, устраиваясь удобнее.
Наверное, он хочет услышать занимательную историю, но ведь ничего занимательного в жизни Джеа нет. И даже жизнью это можно назвать с натяжкой, это, скорее, существование, выживание, борьба.
- Я оказался тут.
- Ты сказал, что это школа, да?
- Да, это школа, - кивает Джеа. «Школа смерти» - едва ли Амир можно назвать по-другому.
- Чему тут учат?
- Всему понемногу. В основном, искусству боя. - «И искусству убивать», - добавляет он про себя.
- Ты боец? – В карих глазах Мэта куча эмоций – зависть, восхищение, недоверие, опасливость, а в голосе - сомнение.
- Можно сказать и так.
Убийца – в некотором смысле тоже боец, но ребенку едва ли стоит знать об этом.
- А что с этими, ну, с женщиной, которая меня привела? – вдруг спрашивает Мэт.
- Что ты помнишь? – отвечает Джеа вопросом на вопрос.
- Я был в приюте, поужинал, пошел в комнату и все, темнота… А потом женщина, красивая очень. Она дала мне конфет и позвала с собой, а потом вновь стало темно. А потом снова эта женщина и с ней еще мужчина, они меня в зал запихнули и сказали сидеть тихо, иначе пригрозили убить. Потом ушли, а вернулись уже с тобой. Ты поговорил с ними, я слышал, что они хотели меня убить и еще что-то, я не понял. Но ты подошел ко мне и сказал, что не дашь им меня убить, а потом снова темнота.
- Тебя похитили, привезли сюда, хотели отдать мне, но я был не согласен с этой женщиной и теперь ты свободен.
- Отдать тебе? – карие глаза расширяются, и в них мелькает испуг.
- Да, как пищу. Но я не питаюсь людьми.
Мэт вздрагивает и отодвигается подальше, хотя их разделяет достаточно большое пространство. Джеа застывает, зная, что может напугать ребенка малейшим движением.
- Честно? – недоверчиво спрашивает Мэт несколько мгновений спустя.
- Да.
Мэт хмурится, его губы – пухлые, совсем не мальчишеские, подрагивают, словно он говорит что-то, но Джеа не слышит ни звука.
- Я тебе верю, - заявляет мальчик чуть погодя. – А та женщина, она ест людей?
- Уже нет, но раньше ела.
- А что с ней? – ребенок неосознанно подается вперед, а Джеа раздумывает над ответом. Сказать правду? А если Мэт испугается? Он совсем не хочет иметь дело с истерикой. Впрочем, можно будет использовать вампирский дар и внушить мальчику, что никакого разговора не было. Если бы на месте Мэта был он, то вряд ли бы устроил истерику, но можно ли быть уверенным в другом, незнакомом человеке?
- Я ее убил и съел, - говорит он, внимательно следя за реакцией Мэта.
- Ты ешь женщин? – удивляется мальчик, вместо того, чтобы вопить от страха.
- Нет, она была вампиром, а для меня вампиры – вкусная пища.
- Вампир? А разве они не сказка?
- Нет, они вполне реальны. Она была вампиром, мужчина с ней – полувампиром, наполовину человеком. Еще есть оборотень, он скоро придет, и его я тоже убью.
- И съешь? – отчего-то шепчет Мэт. Его глаза сияют восторгом, и это непонятно.
- Нет, - морщится Джеа, вспоминая запах мокрой шерсти, - оборотни невкусные и пахнут псиной.
- О… - выдыхает Мэт.
Некоторое время в кабинете стоит тишина, нарушаемая лишь дыханием Мэта, и Джеа уже хочет вернуться к чтению, когда чувствует появление Дока. Тот еще не вошел в школу, но уже близко, и в любой момент может понять, что произошло, и сбежать. Не дать ему это сделать – главное. Джеа ловит взгляд Мэта и прикладывает пальцы к губам. Мэт замирает, его зрачки расширяются, делая глаза черными, затем он кивает и съеживается на диване, а Джеа бесшумно покидает кабинет, прикрыв за собой дверь.
***
Док вновь пахнет животной кровью. Джеа передергивает плечами, из тени наблюдая за идущим в лабораторию оборотнем. Чувствует ли Док его присутствие? Ответ неведом.
Он нападает, неожиданно и стремительно, словно вихрь. Выворачивает оборотню руки, с хрустом выдирая их из связок. Док воет – протяжно, громко, совсем по-волчьи. Этот звук волной прокатывается по всему телу, впивается в мозг, вибрирует в груди, вызывая странный отклик, но Джеа не обращает на него внимания, таща Дока в лабораторию.
- Эксперимент. Что я такое? Мессир. По порядку, четко и ясно. И я обещаю тебе быструю смерть, - тихо говорит Джеа, убедившись, что привязанный магическими путами к кушетке Док может лишь дышать. Повинуясь его воле, давление пут усиливается, и Док хрипит от удушья. Джеа улыбается уголками губ и ослабляет давление.
Он ни разу не использовал свою магию после «победы», но сейчас она, усиленная его новыми «я», похожа на неудержимую стихию. Магия – гарант того, что оборотень не вырвется.
Откашлявшись, Док пристально смотрит на него, словно оценивает свои шансы остаться в живых, а затем начинает говорить. Рассказ почти краток – только факты, только то, что необходимо, лишь на мессире Док делает паузу, а потом, попытавшись заговорить, хрипит и давится пошедшей горлом кровью. Джеа задумчиво наблюдает за издыхающим оборотнем, понимая, что ничем не сможет облегчить его участь, а затем, убедившись, что Док мертв, уходит, плотно притворив за собой дверь лаборатории.
***
Мэт сидит на диване, поджав ноги, и нервно вздрагивает, когда Джеа входит в кабинет. Но затравленный, опасливый огонек в его глазах быстро угасает, и Джеа с удивлением понимает, что мальчик чуть ли не подпрыгивает от любопытства.
- Ты убил его, да? – слышит он голос Мэта, едва устроившись за столом.
- Нет.
Карие глаза наполняет разочарование.
- Он умер сам. Я спросил его об одном… человеке, но он не смог ответить и умер.
- Просто так? – недоверчиво спрашивает Мэт.
- Предполагаю, что на нем было заклятие или что-то в этом роде.
- Заклятие? – переспрашивает Мэт удивленно.
- Да, магия. Слышал о ней?
- Но это выдумка! – возмущается Мэт, словно Джеа пытается его обмануть.
- Да? А как же похитившая тебя вампирша? Она тоже выдумка?
- Ну… У нее даже клыков не было! Может она эта… ну, которые людей едят…
- Каннибал? – подсказывает Джеа.
- Да! – Мэт кивает головой.
- Нет, Мэт, она вампирша, точнее, была ей.
- Это не доказывает, что магия есть, - упрямится мальчик.
Джеа вздыхает.
- Смотри внимательно, - говорит он, вытягивая вперед руку – так, чтобы Мэту было хорошо видно. Легкое, едва ощутимое напряжение, и на ладони пляшет яркий огонек. Он то вспыхивает, то угасает, повинуясь малейшему желанию Джеа. Он поднимает взгляд и смотрит на мальчишку. Мэт ошарашен – карие глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, он заворожено наблюдает за пляшущим огоньком. Джеа встряхивает рукой, и огонек плавно взмывает в воздух, кружится, вспыхивает в последний раз и рассыпается яркими искрами. Еще мгновение в кабинете стоит тишина, а затем Мэт выдыхает:
- Вау! Это было супер!
- Теперь ты знаешь, что магия есть, - говорит Джеа, поднимаясь.
- Ты - волшебник, – шепчет мальчик, не сводя с Джеа восторженного взгляда.
- Да. Я владею магией.
- А я? – спрашивает Мэт. – Я тоже могу научиться так?
Джеа замирает. Может ли Мэт быть магом? Вполне. Алишиа как-то сказала, что кровь магов вкуснее, она насыщена силой – магией. Но как понять, волшебник Мэт или простой человек?
- Я не знаю, - отвечает Джеа после короткой паузы, вспоминая, что с ним в детстве случались непонятные вещи. – С тобой происходило что-то необычное, странное? Может быть, когда ты сильно хотел чего-то, то желание исполнялось?
- Ну… - тянет Мэт. Его брови вновь смешно нахмурены, а лицо серьезно – он усиленно вспоминает что-нибудь такое. – Было, наверное. Только один раз. Я прятался от Джека и его банды, они были совсем близко, мне негде было укрыться от них, и я очень-очень сильно захотел, чтобы они меня не нашли. И они прошли мимо, хотя я клянусь, что они должны были увидеть меня.
- Наверное, ты тоже маг. Откуда ты?
- Я же говорил: из приюта.
- Я имею в виду страну. Ты ведь знаешь, в какой стране ты жил до того, как тебя похитили?
- Конечно, знаю! – возмущается Мэт, сверкая глазами. – Я же не маленький!
- Я и не говорил, что ты маленький, - вздыхает Джеа. – Я сам, например, только что узнал, что из Англии.
- Только что? – удивляется ребенок.
- Да, - кивает головой Джеа, – только что. Я прочел об этом в записях той женщины. Наверное, когда-то я знал, откуда я, но потом забыл.
- Забыл?
- Да. Понимаешь, здесь, в этой школе, время идет быстрее, чем за ее пределами. Снаружи проходит год, а тут – три года, - взгляд Джеа скользит вправо, к стоящему на столе магическому календарю. На нем мерцает дата: «12 сентября 1994 года». – Я попал сюда, когда мне было девять. С тех пор минуло пятнадцать лет. А на самом деле, всего пять, если верить этому календарю.
- То есть тебе… - Мэт хмурится, пытаясь подсчитать, сколько лет его нового знакомому.
- В реальном мире мне всего лишь четырнадцать, - грустно усмехается Джеа, - а тут уже двадцать четыре.
- Но… так не бывает! – упрямо мотает головой Мэт.
- Не забывай про магию. Она позволяет делать невероятные вещи. Эта школа пропитана магией до самого основания. Магия везде, но почувствовать ее может не каждый. Магия невероятна и могущественна. С ее помощью можно делать самые необычные вещи. К примеру, есть заклинания, позволяющие замедлить ход времени или убыстрить его. Однажды я читал о предмете под названием «хроноворот», он позволяет возвращаться в прошлое, представляешь?
Глаза Мэта полны восторга. Он сидит на коленях, вцепившись в подлокотник дивана, подавшись вперед – вот-вот упадет, и жадно ловит каждое сказанное Джеа слово.
Джеа в смятении. Он рассказывает малознакомому ребенку то, что еще никогда никому не говорил. Оказывается, это просто – рассказывать. Впрочем, это, наверное, не удивительно, ведь все его прошлые потенциальные собеседники пытались его убить. А мальчик не опасен. Едва ли мысль о нападении хоть раз скользнула в его кудрявой голове. О защите, бегстве, спасении – да, несомненно, но не о том, чтобы напасть.
- Я хочу знать все! – вскрикивает Мэт и все-таки падает с дивана. Для предполагавшего такой исход Джеа падение мальчика длится невероятно долго, словно в замедленной съемке. Он срывается с места, ловит ребенка в долю секунды и бережно ставит на ноги. Мэт несколько секунд ошалело таращится на Джеа, который только что сидел за столом, но каким-то образом поймал его, а потом выдыхает:
- К-как ты…? Этому тоже учат в этой школе, да?
Джеа делает несколько шагов назад, стараясь, чтобы движения были медленными, человеческими.
- Уже не учат, потому что учителей я убил, - Джеа неосознанно облизывается, вспоминая вкус Алишии.
- А, да, и съел вампирку, - ворчит Мэт. – Так тебя этому тут научили, да?
- Не совсем. На самом деле все это сложно рассказать… Если в двух словах, то я прошел обучение, стал лучшим бойцом, и меня наградили, проведя надо мной некий эксперимент, давший мне нечеловеческие способности. Благодаря эксперименту я питаюсь вампирами.
- Так ты не человек, что ли? – Мэт опасливо косится в сторону двери, но остается на месте.
- Теперь нет. Совсем недавно я был человеком, а теперь никогда не смогу им стать, - Джеа прислоняется к стене и закрывает глаза.
У того, чем он стал, есть множество преимуществ – сила и быстрота, способность регенерации и прочие «плюсы», но… Он хотел нормальной жизни: вырваться на свободу, встретить девушку, влюбиться в нее, жить вместе, завести детей и жить, просто жить, без убийств и прочего. А теперь… Какие дети могут быть у него – урода, единственного в своем роде, непонятного результата сумасшедшего эксперимента? Какая девушка захочет с ним отношений, когда узнает, что он такое?
Его мысли прерывает мягкое прикосновение к запястью.
- Не грусти, ладно? – раздается голос Мэта, и Джеа открывает глаза. – Все ведь неплохо, так? Ну, в смысле, можно же что-то сделать, да?
- Я не знаю, - отвечает Джеа, удивляясь, как он мог уйти в свои мысли так глубоко, что не услышал шагов мальчика. Безответственное проявление слабости, которое в ином случае обернулось бы его гибелью, но он так устал держать эмоции в себе…
- Ну, ты же можешь почитать или спросить, ведь так? В смысле, можно, конечно, сидеть и ныть, но лучше постараться узнать, как решить проблему.
Устами младенца… Джеа смотрит на Мэта, на его ладошку на своем запястье, большие карие глаза с пушистыми ресницами, и понимает, что ребенок прав. Если ты жив, нужно бороться. Именно так он делал в течение многих лет. И если от его внутренних соседей можно избавиться, если можно вновь стать человеком, то он найдет этот способ. Если же нет – его магия подчинила сущности, осталось до конца научиться управлять эмоциями, и можно будет просто жить, почти так, как он и хотел.
- Спасибо, Мэт, - говорит Джеа, успокоившись.
- Да, ладно. Но вообще-то мог бы и сам догадаться, ты же взрослый.
Джеа улыбается, замечая в глазах ворчащего мальчишки смешинки.
***
- Я не вернусь в приют, - уверенно говорит мальчик, когда они идут в комнату Джеа за книгами и одеждой для Мэта. – Я останусь с тобой. Ты меня спас, на тебе и ответственность.
Джеа пожимает плечами. Он не уверен, что это лучший выбор для мальчика, но и решать за него не намерен. Если Мэту кажется, что с Джеа ему будет лучше, то можно попробовать. Защитить ребенка он сможет, а с Мэтом, немного знающим внешний мир, ему будет легче сориентироваться. Да, держаться вместе будет лучшим решением, хотя бы на первое время. Возможно, потом Мэт найдет семью, в которой станет любимым ребенком, а Джеа продолжит свой собственный путь.
Старая одежда Джеа великовата Мэту, но она лучше, чем застиранные приютские обноски.
- Постой, не вертись, - говорит Джеа мальчику. – Я попробую уменьшить ее.
Он почти не использовал бытовые заклинания, которых знает от силы штук пять, по их прямому назначению, если не считать уменьшения библиотечных книг. Когда за любым поворотом тебя поджидает желающий твоей смерти сокурсник, стопка многостраничных томов, занимающих руки, может обернуться погибелью. Именно поэтому в кармане Джеа всегда таскает зубочистки – уменьшенные колья, а на руке браслет – стальная цепь, в умелых руках становящаяся смертельным оружием. Так же с книгами – едва ли фолиант размером со спичечный коробок, лежащий в кармане, может помешать в бою.
После манипуляций Джеа, одежда сидит на Мэте, как влитая.
- А теперь что? – спрашивает Мэт, когда они покидают комнату.
- Здесь оставаться опасно.
- Почему?
- Я думаю, у школы есть владелец, который обязательно поинтересуется, где его учителя и кто их убил. И тогда у меня будут проблемы, а раз ты решил остаться со мной, то они будут и у тебя. Мы ведь не хотим такого поворота дел?
- Нет, - серьезно говорит Мэт.
- Тогда мы уйдем отсюда как можно скорее.
- Тогда нам нужны деньги, - говорит Мэт. – В кабинете, наверное, есть всякие штуки, которые можно продать.
Джеа кивает, вспоминая украшения Алишии – дорого выглядящие ожерелья и серьги, кольца с громадными камнями и браслеты. Наверняка она хранила их в своей спальне, и стоит проверить эту догадку.
***
Мэт деловито запихивает в большую кожаную сумку толстые пачки купюр и украшения. И то, и другое они нашли в спальне Алишии. Джеа в это время перебирает бумаги. Он ищет документы для себя и Мэта. «Без них никак, даже в поезд не пустят, да и полиция может привязаться», - уверенно сказал Мэт, и Джеа согласен с ним, хоть и планировал передвигаться на своих «четверых». Впрочем, поезд – неплохое решение, но по документам их передвижение могут отследить. Именно о таком он читал в одном из детективов. Поэтому сначала пешком, а точнее бегом – ведь что для громадного волка человеческий ребенок в качестве седока? А дальше они решат, как быть.
За окном льет дождь. Мэт хмуро поглядывает на мокрое стекло, а Джеа наслаждается мерным стуком капель и шелестом листьев, побеспокоенных ветром.
- Ты возьмешь книги, да? – спрашивает Мэт, отвлекаясь от потрошения очередной резной шкатулки Алишии.
- Да. Ты будешь учиться по ним, если захочешь стать магом.
- Ага, - отстраненно кивает мальчик, возвращаясь к прерванному занятию. – Но ведь ты мне поможешь, да?
Маленькое сердечко замирает, словно Мэт боится отказа, а его быстрый взгляд исподлобья подтверждает догадку.
- Да, - отвечает Джеа, - помогу.
Глаза Мэта радостно сверкают, и Джеа улыбается – оказывается, радовать другого приятно.
- Все готово, - сообщает Мэт.
Дождь кончился, и за окном стремительно темнеет.
- Пора уходить, - говорит Джеа, уменьшая последнюю стопку книг и укладывая ее в сумку. Почти половина библиотеки, множество украшений Алишии, деньги, несколько выбранных Мэтом безделиц, одежда Джеа, его досье и отобранные им документы – вместительная сумка заполнена.
- Надо взять еды. На первые дни, - осмотрев «добычу», вспоминает Мэт.
- Одеяло и теплую одежду для тебя. Сначала мы пойдем пешком, - добавляет Джеа.
- А ты?
- Мне не нужно.
- Почему?
- Я покажу чуть позже. Теперь, если не ты против, я загляну на кухню и в лабораторию.
- Лабораторию? - хмурится Мэт.
- Да, думаю, там есть зелья, которые могут нам пригодиться.
- Зелья? В смысле, лекарства, да?
- Волшебные лекарства. Они действуют намного быстрее, чем простые.
- То есть я разобью коленку, намажусь этим зельем, и все сразу заживет, да?
- Вроде того, - кивает Джеа. - Никуда не уходи, я быстро.
- Хорошо, - Мэт кивает и провожает его взглядом.
***
- Тебе грустно? – спрашивает Мэт, стискивая руку Джеа.
Они стоят спиной к выходу - большим дубовым дверям. Джеа смотрит на широкую лестницу, вспоминая, как впервые поднялся по ней, испуганный, грязный и голодный, один среди таких же детей. А теперь он впервые спустился по этой лестнице, и уже совсем не похож на себя прежнего. Пятнадцать лет - не самая лучшая, но все-таки часть его жизни, и воспоминания о ней останутся с ним навсегда.
- Нет. Просто хочу запомнить, чтобы никогда не забыть, - отвечает он и поворачивается к выходу. – Готов?
- Ага, - радостно кивает Мэт. Наверное, для него это захватывающее приключение. Впрочем, задохнувшись от переполняющих его эмоций, Джеа понимает, что не только для Мэта. Свобода – давняя мечта, сильнейшее желание – близка, как никогда.
Он толкает тяжелую створку и делает первый шаг.
Сильный порыв ветра кидает ему в лицо пригоршню отсыревших листьев и мелкого мусора, но Джеа не обращает внимания на это – он глубоко вдыхает свежий ночной воздух, пробуя его давно забытый вкус. Высоко в небе, в окружении мириада звезд висит бледно-желтая луна. Она похожа на половину круглого сыра, и Джеа улыбается, потому что раньше любил сыр. Интересно, сможет ли он теперь питаться, как человек? Наверное, да, только почувствует ли он насыщение?
- Идем? – Мэт нетерпеливо дергает его за руку. – И ты обещал показать кое-что.
Джеа поворачивает голову, прислушиваясь, но вблизи нет ни души, а вдалеке, под покровом леса и темноты, кипит обычная для ночных животных жизнь.
- Идем. Для начала покинем территорию школы, все остальное потом, - говорит он, первым ступая на гравиевую дорожку.
- Ага, только не забудь, ладно? – просит Мэт, шагая рядом.
- Не забуду, - улыбается Джеа.
***
Школу уже не видно, и Джеа останавливается. Мэт встает рядом, поглядывая с укоризной.
- Сейчас я превращусь в волка, - глаза Мэта округляются. – Это буду тот же я, только в теле зверя. Не бойся, хорошо?
- Я и не боюсь! Я смелый! А волк большой?
- Очень. И, наверное, страшный. Но так будет легче идти, согласись? Главное, когда сядешь на меня, держись очень крепко, ясно?
- Ага, ну, давай уже своего волка, - от нетерпения мальчик подпрыгивает на месте. Джеа кивает и, крепко зажмурившись, сосредотачивается. Сейчас ему нужно несколько мгновений для превращения, но со временем он сможет перекидываться намного быстрее, даже в прыжке.
- Вау! – восторженно выдыхает Мэт, и Джеа открывает глаза. И тут же отскакивает назад, потому что у Мэта, похоже, отключилось чувство самосохранения. Иначе, как объяснить, что мальчишка стоит почти вплотную и уже протянул руку к торчащим из пасти клыкам?
- Стой! Я потрогаю и все! – волк рыкает, но подчиняется.
Сейчас Джеа жалеет лишь о том, что в этом образе нельзя разговаривать.
Мэт гладит его нос, чешет подбородок и без страха трогает клыки.
- Ты огромный! – восторженно бормочет он, рассматривая Джеа со всех сторон. – Просто огромадный! А я тоже так смогу?
Вспомнив, что как-то читал об анимагах, Джеа кивает, а затем ложится на землю – иначе Мэту не залезть. Ребенок взвизгивает и цепляется за длинную шерсть. Повозившись, устраивается на спине, вцепившись в загривок, и командует:
- Поехали! – волк поднимается, понимая, что ребенок почти ничего не весит, переступает лапами и делает несколько шагов. Мэт радостно смеется, называя его лошадкой, дергает шерсть, приговаривая: «Тпру!» и «Но!». Волк вновь рыкает, дергается, заставляя Мэта пригнуться к шее и держаться изо всех сил, и исчезает в кустах.
***
Бежать упоительно. Чувство свободы и вседозволенности затопляет, и он едва сдерживается, чтобы не мчаться быстрее, напомнив себе о седоке. Его сущность дрожит от нетерпения, стремясь познать всю прелесть быстрого бега, но он упрямо игнорирует ее, мягко переступая лапами в легкой рысце. Это захватывающе - чувствовать напряжение сильного тела, подушечками лап ощущать влажную землю, распознавать малейшие ночные шорохи и звуки, слышать окружающие запахи. Мир вокруг него огромен, и сейчас он - часть этого мира, а не отрезанный от него и потерявшийся во времени, забывшийся кусочек.
Несколько часов спустя они делают привал. Глаза Мэта слипаются, он пытается спать прямо на ходу. Превратившись, Джеа первым делом укутывает продрогшего ребенка в позаимствованный у Алишии меховой полушубок, усаживает его на сложенный толстый плед и, разведя небольшой костер, разогревает прихваченные с кухни консервы. Ложка валится из рук Мэта – он слишком устал, и Джеа приходится кормить его самому. Это необычно. Наверное, ему нравится заботиться об этом ребенке. Он прислушивается к себе, понимая, что это так.
Человеческая еда теперь имеет непонятный вкус. Она не противна, она – никакая. Он не чувствует отвращения, но и удовольствия тоже нет, как и насыщения. Просто непонятные куски, занимающие свое место в желудке. Значит, вампирская кровь - единственное, чем он может питаться. Во всяком случае, пока не найдет альтернативу. Интересно, а много ли вампиров на земле? Хватит ли их, чтобы он смог питаться до конца жизни?
Мэт согрелся и теперь сопит под боком, иногда что-то быстро бормоча во сне. Он вновь хмурит брови, и этот жест непонятно почему нравится Джеа. Мэт забавный. Наверное, это – наиболее точное определение из всех остальных. Он похож на «Гарри» и одновременно отличается от него. В Мэте больше хорошего, чем было в семилетнем «Гарри Эвансе». Он улыбчивее, смешливее, доверчивее и он еще верит в хорошее. Гарри в таком возрасте уже не верил.
Джеа подкидывает хвороста в костер, и плотнее укрывает Мэта, думая о том, что делать дальше. Мэт тоже из Англии, и это объединяет их еще больше. Значит, необходимо добраться туда, в эту забытую, но родную страну. Именно там его прошлое, и, наверное, там он сможет найти ответы на свои многочисленные вопросы. И, кто знает, но может там его ждет судьба?
Ночь постепенно отступает, передавая права рассвету, и Джеа с наслаждением подставляет лицо первым, робким солнечным лучам. Он закрывает глаза и впервые за много лет тихо смеется, встречая свой первый свободный рассвет.
- Пока я спал, ты измазал меня зубной пастой и теперь тебе смешно, да?
- Вообще-то, нет, - отвечает Джеа, не открывая глаз. – Я наслаждаюсь утром.
- Что хорошего, если еще очень рано? – ворчит Мэт, плотнее закутываясь в полушубок.
- Я впервые за пятнадцать лет встречаю солнце.
- А… - тянет Мэт. – Тогда да, надо радоваться.
Он приваливается к боку Джеа и недовольно хмурится, исподлобья поглядывая на появляющееся из-за макушек деревьев солнце. Его сердце бьется ровно, он сердито сопит, сдувая со лба непослушную челку.
- А зачем тебе длинные волосы? – неожиданно спрашивает он, протягивая руку и дотрагиваясь до заплетенных в хвост черных волос.
- По разным причинам, - отвечает Джеа. – Древние маги носили длинные волосы, потому что верили, что их тело вытягивает магию извне именно с помощью волос, как проводник. Но для меня это удобно в бою.
- Это как? – пальцы Мэта аккуратно перебирают жесткие пряди, и Джеа нравятся эти прикосновения – осторожные, доверчивые. Таких в его жизни еще не было, и это приятно.
- Сражаясь, я вплетал в косу отравленные шипы и заклинал их. Когда требовалось, они атаковали противника по моему приказу. Это не раз спасало меня.
Пальцы Мэта замирают, и Джеа тихо добавляет:
- Когда стоит выбор между жизнью и смертью, пользуешься любым способом, чтобы выжить.
- Ну и школа у тебя, - кивает головой Мэт, убирая руку с волос.
- Я не выбирал.
- Да, я помню, - кивает Мэт. - Но ведь такого больше не будет, да?
- Да, - уверенно отвечает Джеа, поднимаясь. – Не будет.
- Вот и ладно, давай поедим и пойдем дальше.
Джеа возится с консервами, почти не вслушиваясь в болтовню Мэта, грезящего о том, что однажды он станет супер сильным магом и бойцом, выучит все-все заклинания и приемы, и тому подобное. Мэт восторженно прыгает рядом, изображая из себя рыцаря с мечом, выхватывает приготовленные для розжига хворостины и машет ими, сражаясь с невидимым противником. Он мешает и отвлекает, но Джеа лишь улыбается непоседливости мальчика. Наверное, он стал бы таким же, будь у него выбор.
- Неподалеку люди. Наверное, небольшое поселение или что-то похожее, - говорит Джеа, когда Мэт заканчивает завтрак.
- Унюхал ты их, что ли?
- Почувствовал.
- Хочешь туда пойти?
- Нужно, - морщится Джеа, представляя себя в толпе. Это будет сложно – не реагировать на движения, не ожидать нападения, не нападать самому. - Нам надо узнать, где мы. Подберемся поближе и посмотрим, что там.
- Ага, - кивает Мэт.
- Неудобно верхом? – спрашивает Джеа, уменьшая плед и запихивая его в сумку.
- Нормально, ты мягкий. Правда, качает из стороны в сторону, но если лечь на тебя, то ничего. А превращаться трудно?
- Нет, в смысле, мне – нет, но я читал о волшебниках, которые превращаются в животных. Они называют себя анимагами и долго учатся, прежде, чем начать превращаться.
- Анимаг, - восторженно тянет Мэт и тут же расстроено вздыхает: - Вообще долго?
- Несколько лет. Хотя, я думаю, это зависит от желания.
- Ну, тогда у меня быстро получится. Я ведь очень-очень хочу быть анимагом. А почему у тебя быстро?
- Я наполовину оборотень, - подумав, отвечает Джеа. Реакция Мэта подтверждает мысли Джеа об отсутствии у мальчика чувства самосохранения.
- Вау! – восклицает он. - А на другую половину? Это вот тот эксперимент, да?
- Да, после эксперимента я стал полуоборотнем-полувампиром. От человека во мне осталось совсем мало.
Признание приносит облегчение. После откровений Дока, он запретил себе думать о том, каким чудовищем стал. Половина того, половина этого – непонятная смесь в человеческом обличье, сохранившая малые крохи себя настоящего.
- Но… ты же выглядишь, как человек, - осмотрев Джеа с ног до головы, выдает Мэт.
- Внешность обманчива, - отвечает Джеа, не понимая, почему ребенок до сих пор не сбежал от него. – На самом деле я чудовище.
- Ну и что? Ты не кусаешься, меня спас от вампирки и накормил, и магия у тебя классная, и учить меня будешь, так что мне наплевать, кто ты, хоть динозавр, - пожимает плечами Мэт. – И вообще, мне с тобой лучше, чем в приюте.
- Это все объясняет, - усмехается Джеа, справившись с удивлением.
- Ага. Ну, пошли, что ли? – ворчливо спрашивает ребенок, как будто застеснявшись своих откровений.
Джеа кивает и начинает превращение.
***
@музыка: Sting "Desent rose"
@настроение: нормальное, а дальше посмотрим...
@темы: "ТЗ"
-
-
30.05.2011 в 21:31А уж ребенок какой симпатичный у вас получился. Я читал и улыбался.
Спасибо. Сел ждать продолжения.
-
-
30.05.2011 в 23:05Спасибо.
-
-
31.05.2011 в 05:03Этаниэл Кроу, Спасибо тебе...
И да, я согласна - это завораживает... Джеа - мирное чудовище рядом с Мэтом и смертельно опасное для всех остальных...
Представляешь, что будет с теми, кто Мэта обидит, м?
-
-
31.05.2011 в 21:08Мир захлебнется собственной кровью.
-
-
01.06.2011 в 04:43-
-
20.10.2012 в 10:34