Выкладываю сюда этот фанф, потому как мне этого хочется и еще потому, что сейчас я вернулась к работе над этим произведением. Пока лишь две главы - исправленная грамматика и пара дополненных предложений. Все остальное неизменно.
Придумала, чем продолжу сюжет. Конечно, придется подправить главы, начиная с третьей, но это же творческий процесс, в котором нельзя без исправлений, не так ли?
тык
Сын тьмы. Слияние.
Автор: Sowilu
Судьба маленького мальчика, побежденного темного мага и тех, других, кто достоин. Жизнь, совесть, месть, война, любовь, интриги, магия....
Отказ от прав: Герои и мир принадлежат многоуважаемой Джоан Роулинг, мне — наслаждение процессом, фантазии, наплывы вдохновения и выдуманные персонажи и события.
ООС, АУ, джен, гет, слэш.
Читайте, казните, милуйте, но не оставайтесь равнодушными….
***
Где-то там, за пределом достижимости, плетут нити судеб хитрые безглазые старухи, щелкая ржавыми ножницами; где-то там, за гранью видимости, Боги играют судьбами смертных, а их Посланники несут в мир их Волю. Но что происходит, когда в игры Богов вмешивается Истинная Тьма — матерь всего сущего?
Глава 1.
Узник и перемены.
Тощее, угловатое тело, изможденное, бледное лицо, потухший, выцветший взгляд некогда ярких, яростных глаз, бросающих вызов любому. Таким ли вы представляли себе великого Грин-де-Вальда? Могущественного темного мага, лучшего ученика за всю историю существования школы Дурмстранг, жестокого, неукротимого бойца.
Нурменгард сделал свое дело. И пусть еще теплится в глубине души маленькая частица былой гордости, пусть мелькает иногда прежняя яростная вспышка в глазах, пусть тело еще помнит всплески адреналина, когда мимо, едва не касаясь, несется смерть заклинаний, вызывая лишь уверенный смех, но разум уже смирился с неизбежным, а голос сердца с каждым разом все тише напоминает о былых мечтах. Жесткие доски теперь удобны, отполированные долгими, полными кошмаров ночами. Старый слежавшийся плед практически не греет, но выбора нет. Размеренный стук капель где-то вверху напоминает о том, что уже вторую ночь идет ливень, и истерзанная душа плачет, вторит дождю, но глаза остаются сухими.
«Никогда ни о чем не жалей» - так говорил когда-то отец и Геллерт, тогда еще пятилетний сопляк, внимал ему в немом восхищении. Отец был великим, и Геллерт всю жизнь стремился быть таким же. Только вот отец не оценил стараний сына и проклял того на смертном одре. Теперь воспоминания не приносят боль, хотя когда-то, казалось, разъедали изнутри. И снова отец был прав, говоря, что время если не лечит, то притупляет боль. А может он просто уже устал настолько, что не чувствует более ничего? Ни боли, ни страха, ни холода. Есть лишь не прекращающийся вторую ночь, монотонный, но такой родной и знакомый, стук капель по стенам его прижизненной гробницы.
Иногда он представлял себя фараоном, одним из тех великих египетских королей, которых хоронили с животными, наложницами и богатствами. Но его, в отличие от них, похоронили одного и заживо. Как проклятого. А сейчас он отдал бы все оставшиеся минуты жизни за простой разговор, за попытку объяснить, донести до собеседника помыслы и причины деяний. За простую возможность выговориться в первый и последний раз за многие года. За молчаливое присутствие, за взгляд, пусть даже равнодушный или полный презрения, за осознание, что он не один.
***
Серый рассвет прокрался в камеру, словно ранний вор за добычей и, не найдя ничего ценного, покинул мрачное узилище. Геллерт не спал. Он не помнил, когда ушла надежда. Не помнил когда потерял веру. Осталось лишь равнодушие и тоска. Тоска по не свершенным делам, нереализованным замыслам, несбывшимся мечтам. Даже слез уже не было - уголки глаз жгло, но ни одна соленая капля не проложила мокрую дорожку на впалой щеке.
Темный гранит стен не давил столь же сильно как вначале, знакомые наперечет трещины потолка уже не навевали понимание неизбежности, неприбранный пол не обжигал стылым холодом некогда горячее тело. И только по ровному, тихому биению сердца, не желающего пока сдаваться, можно было понять, что обитатель камеры еще жив.
Обрывки мыслей рефлекторно схватывались замутненным сознанием и складывались в логические цепи, но все они сводились к тому, что больше ничего не будет, что он один. И было вдвойне горше осознавать всю бренность бытия и свою собственную незначительность и бесполезность.
Дождь кончился и вместе со стуком капель исчез, покинул презренное в своей беспомощности тело. И впервые Геллерт в полной мере ощутил сосущую пустоту внутри, накрытую тишиной давящей со всех сторон громады неприступной тюрьмы. Грудь разворотило осознанной болью безысходности, воспаленное сознанье стремилось в темноту забвенья, но она не спешила принять несчастного в свои объятья. И когда вдалеке грянул гром, Геллерт физически ощутил благодарность матери-природе за прекрасные звуки, бальзамом оседающие в его душе.
Десятки раз за последующий час он невольно вздрагивал, но все равно благодарил стихию за милость. Какофония ревущего ветра, грохота, разрывающего небо, и невольная дрожь старых знакомых стен вызывали уже давно забытую душой бурю эмоций и чувств. Впервые за много пустых дней, Геллерт осознал себя живым. И впервые, воззвал ко всем богам, моля о спасении заблудшей, погубленной им, души. Камеру осветило ярко, до рези в глазах, болью отозвавшейся в голове, и Геллерт зажмурился, сжавшись в комок на жестких досках. Последний раскат сопроводил вспышку, и все стихло, словно и не было невероятного, оглушающего буйства природы. И лишь тяжелое, с хрипами в груди, дыхание напоминало Геллерту о произошедшем.
Узник слабо пошевелился, прислушиваясь, и тут звериное чутье, накопленное за жизнь, встрепенулось и напряглось. Как много раз именно оно отводило его от смертельных заклятий и ловушек, предупреждало об опасностях и помогало чувствовать людей. И теперь оно напряженно прислушивалось где-то внутри Геллерта, пытаясь понять, что не так. И сам узник сел, вжимаясь в угол, как загнанный хищник, ощериваясь, словно раненый зверь, готовый дорого отдать свою жизнь. Прерывистое, едва слышное дыхание, сквозь плотно сжатые желтые зубы, от движения сухие губы трескаются, и во рту отдает железом, потухший взгляд утерян безвозвратно – даже в сумраке видно, что голубые глаза полыхают яростью, судорогой сводит пальцы и на дереве остаются неровные борозды от ногтей. На грани сознания ревет внутренний зверь, предупреждая, что уже рядом, совсем близко то, что ощутил минутой ранее - незнакомое, неведомое и оттого опасное.
В безмолвии лунного света мелькает быстрая тень и на мгновенье камеру скрывает густой мрак. От напряжения сводит пустой желудок, по спине стекает липкий пот, а горло рвет надрывный кашель. Не удержавшись, Геллерт валится вбок, но чья-то рука мягко придерживает его под локоть и помогает сесть обратно. Тепло, ощутимое и такое близкое, от которого кружится голова, и слезятся глаза. Тепло человеческого тела. И неважно кто он, проникший сквозь непреодолимые преграды охранных заклятий, пусть убийца, важно, что Геллерт, сейчас, в данную минуту не один. Он просто опирается на теплую, живую руку и проваливается в спасительное забытье, приносящее на сей раз не кошмары, а покой.
Пробуждение дается нелегко, но усталости и, главное, апатии больше нет, потому что все время рядом с ним тепло руки, и он испытывает пронзительную благодарность за столь необходимую своевременную поддержку. Придя в себя, Геллерт с удивлением рассматривает сидящего рядом щуплого паренька. Торчащие во все стороны непокорные темные вихры, усталый покой на лице, словно пройден весь жизненный путь, и глаза - зеленые, пронзительно-чистые, и бесконечно мудрые - глаза старца. Порыв спросить что-либо умирает, еще не до конца сформировавшись, узник и гость сидят рядом, рука к руке и просто молчат. И Геллерт понимает, что счастлив просто помолчать, хотя совсем еще недавно готов был жизнь отдать за разговор. Кажется, что парень все понимает и все знает о Геллерте, всю его жизнь и деяния, и даже его мысли. Знает, но не презирает, не жалеет Геллерта, и за это тот ему благодарен. Геллерт не замечает времени и вздрагивает, когда слышит звонкий тенор:
- Время еще есть. И еще не все потеряно, Геллерт.
- Кто ты?
Парень молчит, подбирая слова, и Геллерт терпеливо ждет.
- Посланник. Не спрашивай. Я не смогу объяснить. Я могу дать тебе шанс. Шанс спасти свою душу и жизнь другого человека.
Геллерт кивает, не до конца понимая, к чему ведет парень.
- Есть мальчик с чистой душой и верой, есть его судьба, есть пророчество пьяной прорицательницы о нем, есть люди, для которых он лишь пешка в их грязных играх, есть долг и выбор. Но нет никого, кто мог бы ему помочь, дать ему частицу тепла и ласки, любовь и нежность. Дать ему понять, что он нужен, что для кого-то он особенный. Он и есть твой шанс. Слушай меня очень внимательно…
Тенор вскоре замолкает, а Геллерт не может понять ни слова - он просто не воспринимает их. Ему кажется, что это бред, что ему все приснилось, и вскоре этот сон снова, как и многие другие, закончится кошмарной действительностью. Но ладонь, лежащая рядом, такая ощутимая, такая теплая, и ему до жути хочется верить, что все правда.
- Мальчик – твой шанс, Геллерт. Не знаю, что будет тебе наградой за его спасенье. Все зависит от тебя. Не потеряй свою душу, не навреди ему.
На мгновение все вокруг скрывает тьма, а затем порыв свежего ветра кидает в Геллерта солеными брызгами, смывая всю усталость, вливая новые силы, обновляя тело и дух. И вдруг приходит осознание: СВОБОДЕН!!! Он – свободен!!! Всхлип срывается с губ, и слезы бегут ручьями по щекам, даря столь желаемое облегченье. Он плачет много минут и не может остановиться, лишь падает коленями в песок, черпая полные ладони соленой морской влаги.
Знакомый голос где-то на границе сознанья обещает, что все будет хорошо и Геллерт верит, что еще увидит своего посланника, и они о многом поговорят, но все это после, а сейчас у него есть дела.
Глава 2
Встреча и дела.
Высокий, жилистый человек в темно-сером плаще уверенно нажал кнопку звонка дома №4 по Тисовой улице. Дверь резко распахнулась, и Геллерт увидел гневное лицо молодой женщины. Она слегка отпрянула, когда он молча оттеснил ее плечом, и вошел внутрь.
Светлая гостиная, дорогой ковер, на котором возится толстый трехлетний бутуз, обложенный игрушками по самое горло. Голос в сознании шепчет, что это не тот мальчик, и Геллерт резко оборачивается к готовой завопить женщине. При виде его лица она пугается, проглатывает готовые сорваться с губ крики, судорожно дергается. Не надо читать мысли, чтобы понять, что будет ее следующим шагом.
Геллерт намеренно пришел после отъезда главного в этом доме борова, чтобы иметь меньше поводов сорваться в гневе и убить этих магглов. Предыдущие три дня он наблюдал за этой семьей и теперь еле сдерживался, чтоб не проклясть испуганную магглу.
За три дня он видел двух детей. Но если толстый бутуз получал все, что хотел, был вымыт, накормлен и обласкан, то тонкий, болезненный, трехлетний, но выглядящий года на полтора, недокормыш был несколько раз побит и заперт в чулане практически без еды уже почти второй день. Геллерт почувствовал волну гнева, затопившую разум, но голос внутри успокоил его, напомнив, что малышу нужна его помощь.
Маггла боком пробралась к бутузу и загородила его от Геллерта. Затем прошептала:
- Кто вы? Вы из этих? – и как-то неопределенно мотнула головой вверх и в сторону, сделав большие глаза.
- Нет, маггла, я из тех, - от гнева голос подрагивал, и он перешел на шепот: - у тебя есть пять минут, чтобы собрать ребенка.
Увидев выражение ужаса на лице, напоминающем лошадиную морду, он поморщился и продолжил:
- Не твоего ублюдка. Другого мальчика. И не дай тебе Мерлин, кинуть на него косой взгляд, а уж тем более причинить ему боль. А я пока побуду с твоим сыночком.
Геллерт сделал шаг в сторону и прислонился к стене. Магла, глупая магла, даже не двинулась.
- Тебе что-то не понятно? – ярость и гнев топили его в своих потоках, но настойчивый звонкий тенор, исходящий, казалось, из самой глубины души, держал их в узде.
- Но он… - голос магглы дрожал, как и она сама, толстый ребенок противно завопил, и маггла испуганным движением подхватила его и прижала к себе, - его… кровная защита… здесь… нельзя отпускать.
- Тогда я просто убью тебя и твоего ублюдка. - Геллерт спокойно пожал плечами, словно говорил о погоде, маггла же судорожно всхлипнула и прижала к себе орущего гаденыша.
Бывший узник вздохнул, и уже было вытянул руку с раскрытой ладонью в сторону магглы, как она, истерично всхлипнув, шепотом остановила его:
- Пожалуйста, я сейчас, как вы сказали, все сделаю, только не трогайте моего сына, пожалуйста, - голос сломался и маггла судорожно сглотнула. По ее щекам ручьями текли слезы, но Геллерту было наплевать. Он прекрасно помнил, как позавчера эта же маггла побила его малыша за то, что он посмел испачкать штаны. Притом, что ее собственный выродок, все еще был в подгузниках.
За две недели, прошедшие с момента освобождения, Геллерт привык к мысли о малыше настолько, что уже называл его своим.
Через пару минут перед ним стоял очень худой, бледный ребенок. Темные волосы непослушной шапкой лежали на голове, худющие руки цеплялись за серого резинового утенка. Волна жалости сменилась гневом, но все тот же тенор снова остановил от непоправимого. Ребенок поднял взгляд на Геллерта, и тот потерял дар речи. Зеленые, пронзительно-чистые, вонзившиеся в душу и оставшиеся в ней навсегда, такие знакомые глаза. Осознание нахлынуло лавиной, но Геллерт быстро справился с собой:
- Что на нем надето, маггла?
Та судорожно сглотнула и тут же притащила новые штаны, курточку и теплый свитер. Аккуратно надела на молчаливо замершего мальчишку. Из огромного шкафа в прихожей выудила новенькие ботиночки и обула малыша. Одежда болталась на нем как на вешалке, но Геллерт шевельнул пальцами, уменьшив все до нужного размера.
- Документы мальчика. Все. Сюда быстро.
Маггла метнулась к серванту, стала судорожно перебирать бумажки, а Геллерт очень осторожно наклонился к ребенку и тихо сказал, глядя прямо в зеленющие глаза:
- Теперь все будет хорошо.
Огонек вспыхнувшей в глубине глаз надежды наполнил сердце темного мага таким теплым щемящим чувством, что Геллерт не сдержался и очень медленно протянул к малышу руки. Тот покосился недоверчиво, но тут же прильнул в поисках тепла и защиты. Утенок полетел на пол, откинутый в прошлую жизнь уверенной детской рукой.
Копии документов Геллерт вернул, оставив себе оригиналы. «Империо» - маггла заучивает «сценарий». Теперь «Обливиэйт», и все в порядке.
Гарри Поттер и Геллерт Грин-де-Вальд ни разу не оглянулись, покидая маленький дом в пригороде Лондона.
***
Ранее, в этот же день, некая миссис Фигг неудачно упала с лестницы, сломав ногу, а спустя три месяца вышла из больницы и, неожиданно выиграв в лотерею, укатила на год в кругосветное путешествие.
Неделю спустя, вечером, Петунья Дурсль вызовет врачей к племяннику - трансфигурированному из пластмассовой куклы ребенку, а тот скончается на руках докторов от удушья - реакции на вколотый антибиотик, не доехав до госпиталя.
И только много позже, отойдя от впечатлений, миссис Фигг посетит маленькую неухоженную могилку на краю городского кладбища и прольет несколько слезинок на плече у Петуньи, тетки умершего маленького героя магической Британии.
***
Забрав Гарри Поттера из дома его ужасных родственников, Геллерт аппарировал в квартиру в центре маггловского Лондона, снятую им накануне. Гарри никак не отреагировал на такой способ перемещения и Геллерт внезапно увидел, что тот, зажмурившись, стоит в его объятьях, дрожа и чуть не плача. Присев на корточки, бывший узник ласково потрепал малыша по макушке и спросил как можно мягче:
- Ты голоден?
Малыш вскинул на него свои удивительные глаза и робко кивнул.
- Тогда ты будешь не против пюре и салата? А потом я сделаю тебе вкусное какао. Согласен?
И снова кивок в ответ, но более уверенный и даже радостный.
В тот вечер, сидя у кровати накормленного, вымытого и счастливо сопящего Гарри, Геллерт старался не думать о том, что было бы с мальчиком, если бы он пришел через несколько лет. Домовой эльф? Маггловская Золушка? Или хуже?
Злость на магглов, Дамблдора и весь магический мир затопила его изнутри. И Геллерт Грин-де-Вальд поклялся в этот вечер, что ради счастья этого ребенка сделает все. Он возродит Темного Лорда и тут же собственноручно задушит уже навеки вечные, загонит весь магический мир в геенну огненную на потеху чертям, укокошит Дамблдора или просто перевернет все и вся с ног на голову – только бы его мальчику было хорошо.
Казалось, что прошла вечность с того момента на берегу моря, где Посланник рассказал ему о мальчике по имени Гарри Поттер, о Томе Риддле – последователе Геллерта и убийце родителей мальчугана, о пророчестве, Снейпе, Сириусе Блэке и предателе Хвосте, Дамблдоре и многом другом. Затем Посланник исчез, оставив после себя небольшой мешочек, сказав напоследок, что там есть кое-что для бывшего узника, и исчез. Открыв его, Геллерт не поверил глазам. Одежда, пара зелий, деньги, небольшой пергамент с адресом и именем. Записка, в которой говорилось о том, что отныне и до конца у него новая внешность и новая судьба. И палочка. Волшебная палочка, нагревшаяся в руках, признавшая его своим мастером.
***
Старый надежный знакомый, к которому они попали три дня спустя, даже не удивился новой внешности помолодевшего Геллерта. Прожженный, закаленный уличной жизнью Пилоний Ларкинс, колоритный представитель богемы Лютного переулка и родственник Геллерта в более чем десятом колене, произвел на Гарри сильное впечатление. Он был похож на морского пирата, о котором тетя Петунья как-то рассказывала Дадли, а Гарри подслушивал. Высокий, лысый, одноглазый и очень большой мужчина – Пилоний – громко говорил, размахивал руками, словно доказывая правдивость слов, а Гарри восхищенно блестел глазами.
Геллерт, искоса наблюдая реакцию малыша, тихо удивлялся, но потом, зацепив краем сознания слово «пират», крутившееся в мыслях Гарри, понимающе усмехнулся. Пилоний действительно был пиратом, только сухопутным и очень опасным. Геллерт посетил его, чтобы забрать свои вещи, расспросить о происходящем и услышать что-нибудь новенькое. Пилоний, втайне радуясь, что родственник жив и полон сил, сообщил тому, что пару недель назад все газеты трубили о том, что страшный темный маг Грин-де-Вальд умер в собственной камере от истощения и был похоронен тюремном кладбище. И что на похоронах присутствовал сам Великий Альбус Дамблдор. Геллерт не удивился. Хитрый старый лис был просто обязан проводить бывшего соперника и соратника в последний путь, и убедиться, что тот с него не свернет. Еще несколько новостей о жизни магического мира в целом и подпольного в частности, и Геллерт с Гарри, забрав небольшой мешочек и оставив Пилонию для связи волшебное зеркало, отправились в Гринготс.
***
Гоблинам все равно кто их клиент и что он делает, и если наследник очень богатого рода Поттеров переводит свое состояние на другое имя, то это никого не волнует. Тем более если этот наследник приходит в банк не один, а в компании.
Главный гоблин Цаполап, узнав наследника, а затем представившегося гостя, препроводил тех в комнату для самых важных клиентов, напоил чаем, вмиг решил все проблемы, гарантировал полную секретность и, получив щедрую плату и обещание пользоваться услугами только их банка, позвал провожатого и распрощался с важными гостями.
Тележка неслась с огромной скоростью, и Гарри изо всех сил прижимался к Геллерту, испугавшись головокружительных подъемов и спусков.
Сейф номер 9, доставшийся Геллерту в качестве трофея, был напичкан такими знаниями и артефактами, что у Волдеморта затряслись бы ручонки, узнай он о них. В то, что его «последователь» почил в бозе, Геллерт не верил ни секунды. Он знал, что когда Темный Лорд (полукровка, а все туда же, в Лорды) вернется, его маленький Гарри будет пунктом номер раз в списке смертников сиротки Тома, и прекрасно понимал, что должен либо уберечь Гарри, либо сделать из него отличного бойца, либо не дать Волдеморту вылезти оттуда, где он сейчас. Вариант номер один не подходил из-за того, что афера с воспоминаниями и смертью раскроется, если кто-то захочет в ней основательно покопаться и тогда начнутся проблемы. Геллерт решил, что воспользуется оставшимися двумя вариантами. И вот теперь, рассматривая зажмурившегося ребенка, понял, что из-за какого-то идиотского предсказания сильные мира сего, в количестве двух штук, поломали жизнь целой семье, и он должен дать Гарри эту семью.
По рассказам Посланника Дамблдор скорее всего начал бы готовить из Надежды Всея Магического этакую овцу на заклание. Хитрый «дружочек» снова играл в игры, а Геллерт решил подпортить ему весь процесс. Волдеморта он не боялся совершенно, судя по всему, их опыт и знания были примерно равноценны, но сейчас Геллерт был в, несомненно, более выгодной позиции и мог совершенно спокойно укрепить ее еще больше. Единственным слабым звеном этой позиции пока был Гарри. План начал формироваться в голове Геллерта, приобретая основные пункты и приоритеты.
Сейф номер 9 имел особенную, отличную от других защиту. В дуэли с предыдущим хозяином сейфа, из-за содержимого которого, собственно говоря, они и дрались, Геллерт успел в последнее мгновение жизни противника подставить ладонь под лезвие призрачного ножа, появившегося над бездыханным телом. Нож принял кровь Геллерта, полыхнул синим ярким светом и исчез. Теперь лишь кровь бывшего узника могла открыть сейф, о котором знал лишь он один. Остальные знающие были уже давно мертвы по вполне понятным причинам.
Сплошная каменная стена - шероховатая, грубая. Геллерт прижал к ней ладони, чуть надавил и резко дернул вниз, задевая острые мелкие выступы.
Гарри стоял рядом с тележкой и гоблином, широко открытыми глазами наблюдая за Геллертом. Мальчик еще не понял, как относится к тому, кто вытащил его из плохого дома, но одно можно было сказать точно – за эти несколько дней он привязался к Геллерту. Спокойствие мужчины, его сильные руки, в любой момент раскрывавшие теплые объятья, его улыбка, радостная и широкая, предназначенная только Гарри – все это приводило мальчика в такое состояние, что он, казалось, готов был взлететь. Одно Гарри знал точно – с Геллертом ему хорошо.
Грин-де-Вальд отошел от стены и стал ждать. Раздался низкий гул и в стене появился проем, освещенный голубоватым сиянием.
- Со мной идет один человек, - голос Геллерта затерялся где-то в глубинах сейфа. Геллерт протянул руку, и малыш вложил в нее свою маленькую ладонь.
Шкафы с древними книгами, свитками, фолиантами - иные в переплете из человеческой и змеиной кожи, кубы из магического толстого стекла для артефактов, горы золота, драгоценных камней, закупоренные емкости с редчайшими компонентами для ритуалов и зелий, доспехи и оружие гоблинской работы, спрятанные в углу, подальше от цепкого взгляда провожатых, эльфийские клинки и луки, несколько яиц непонятных тварей в специальном хранилище, посох боевого мага, предположительно самого Мерлина, и еще кучи всякого ценного хлама – сейф номер 9 был напичкан невероятными сокровищами.
Геллерт взял с одного стеллажа небольшую серебристую сеть – своеобразную переноску, внутри которой каждая вещь находилась отдельно от других. В такую «сумку» можно было запихнуть все содержимое этого сейфа и еще бы место осталось. Геллерт сгреб внутрь пару десятков книг, несколько горстей драгоценных камней, десяток различных интересных артефактов в кубах, эльфийское оружие и самое главное – простое кольцо из серого невзрачного металла с темно-красным камнем, более известное в очень узких кругах как Блад Ринг. Для Геллерта это кольцо не представляло никакого интереса, кроме стоимости, но для тех, кого он хотел использовать в дальнейшей игре, оно значило очень много.
Они вышли из банка и сразу направились в кафе, Геллерт хотел порадовать малыша, угостив того мороженым. Чуть позже, наблюдая за восторженно-радостной мордахой, он прокручивал в голове уже почти готовый план. На следующий день они приступили к его выполнению, покинув Англию.
***
Спустя неделю после памятного визита Геллерта в Литтл-Уингинг, в журнале учета юных магов, за которыми следило Министерство Магии, в строке с надписью Гарри Поттер в графе рядом с датами рождения и поступления, появилась третья, печальная дата. А чуть дальше, через пару страниц, возникла новая строка – Дейвон Демьян Грин, год рождения 1980.
То же самое отобразилось в книге учета детей в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс.
Сын Тьмы. Слияние.
Выкладываю сюда этот фанф, потому как мне этого хочется и еще потому, что сейчас я вернулась к работе над этим произведением. Пока лишь две главы - исправленная грамматика и пара дополненных предложений. Все остальное неизменно.
Придумала, чем продолжу сюжет. Конечно, придется подправить главы, начиная с третьей, но это же творческий процесс, в котором нельзя без исправлений, не так ли?
тык
Придумала, чем продолжу сюжет. Конечно, придется подправить главы, начиная с третьей, но это же творческий процесс, в котором нельзя без исправлений, не так ли?
тык